Пьяный корабль
Спускаясь по реке бесстрастной, я, похоже,
Стал независимым от всяких бурлаков:
Мишенью сделал их крикливый краснокожий
И украшением расписанных столбов.
Мне были нипочём ни члены экипажа,
Ни ткань английская, ни Фландрии зерно.
Шумиха с бурлаками кончена, отважно
Я по теченью плыл, куда хотел давно.
В ту зиму вдруг от буйного прибоя
Сбежал я, став глухим, как детские мозги,
Так полуостровов движение любое
Не столь торжественно, где не видать ни зги.
От бури получил, восстав, благословенье.
Плясал ночей десяток пробкой вдоль морей,
Зовущих грузчиков для жертвоприношенья.
Плясал вне поля зренья глупых фонарей!
Как плод незрелый для детей – вода приятна,
В сосновый корпус мой она вошла не зря,
Во всю блевотину и вин синюшных пятна,
Разбрасывая всё – и руль, и якоря.
Я погрузил с тех пор себя в Поэму Моря,
Со звёздами сливаясь, с млечности искрой,
С лазурью, где в благом и мертвенном просторе
Плывёт задумчивый утопленник порой.
Где в струпьях вся голубизна, горячка мира,
И ритмы вялые под блеском ярким дня,
Сильней чем алкоголь и шире нашей лиры
У горечи любви проржавленной возня!
И небо в молниях, и ураганы знаю,
Теченья и прибой, я знаю вечера,
Восход, что схож с подъёмом голубиной стаи,
Порой я видел то, что все узреть пора!
Я видел солнца диск, он ужасом подёрнут.
Так, освещая сумрак, зябнущий века,
Из самых древних драм, как будто бы актёры,
Несут морские волны дрожь издалека!
Мечтал я о зелёной ночи в блестках снега,
О медленных лобзаньях игрища морей,
Круговращенье сил неслыханных – то нега,
И песни жёлтых, синих фосфора огней.
Бежал я долго так, как бешеное стадо
Быков, по зыби там, где в штурме рифов рать,
Не полагая, что святым Мариям надо
Стопами рыло Океана попирать!
Я встретил, знаете, Флорид невероятных,
Где взгляд пантер, людская кожа – суть одно!
Как вожжи, радуга напряжена изрядно,
Табун лазоревый влечёт её на дно.
И здесь болот огромных видел я броженье,
Снасть в камышах, где весь Левиафан гниёт,
Вод в средоточье штилей мёртвых низверженье,
И дали с бездной, что потоком вниз течёт.
Светила, ледники и волны с небесами,
И мели мерзкие – к заливам бурым скат,
Где жирных змей тела, изъеденных клопами,
С деревьев падают в зловонный аромат.
Я показать дорад детишкам порывался, -
Рыб этих золотых, которые поют.
В цветочной пене, отплывая, я качался,
А иногда взмывал на крыльях ветра тут.
От полюсов, районов, море обессилев,
Чей плач меня приятно укачал,
Тенелюбивые цветы мне подносило,
А я, как женщина, колени преклонял.
На острове моем качающемся ссоры,
И светлоглазых птиц бранящихся помёт.
Я плыл, когда сквозь мои хрупкие опоры
Шли спать утопленники задом наперёд!
Заблудшее я судно в кудрях океана,
Которое шторма в эфир без птиц несли,
Фрегаты Ганзы, крейсера из вод желанных
Извлечь мой пьяный остов так и не смогли.
Свободно я достиг лилового тумана,
Пробив как стену небо в зареве огней,
Варенье я несу поэтам – добрым малым –
Из солнца перхоти и синевы соплей.
Средь электричества дурной доской метался,
В компании коньков морских я побывал,
Когда июль в грозу дубиной обрушался
На небо, что вошло в пылающий провал.
Я тот, кто трепетал, Мальстрема стон заслышав,
Во время течки Бегемоты выли в даль.
Мне, вечной прялке синевы застывшей
Европу в древних парапетах очень жаль!
Архипелаги звёзд я видел, ты же знаешь,
Открывшие пловцу восторг небесных рощ,
В бездонную ли ночь ты спишь и улетаешь
Тьмой золоченных птиц, о, будущая Мощь?
Как много плакал я! Ведь зори так унылы.
Все солнца горестны и луны все жутки:
Меня любовь-отрава в сон ввела постылый.
Пусть я пойду на дно! Пусть разобьётся киль!
Мне нравится вода Европы та, что в луже
Холодной, черной, там, где в сумерках сидит
На корточках малец, печальный и ненужный,
На схожий с бабочкой кораблик он глядит.
Я больше не могу, - от вас, о волны, леность, -
За перевозчиками хлопка наблюдать,
Переживать знамён и пламени надменность
И мимо каторжных баркасов проплывать.
Перевод с французского Жаната Баймухаметова