«Я овладею твоим телом,
И ты всегда будешь моей!»
Сказал хозяйке я, несмело
Добавив шёпотом, налей.
Она взглянула, рассмеялась
И, повернувшись, отошла.
Ну а внутри уж разгоралась
Обиженная ей душа.
Потом я выпил пару кружек,
И захотелось мне тогда
Найти себе ещё подружек,
Убить чтоб время до утра.
Но вновь увидел я хозяйку,
И чувство грусти возросло.
Погладив серую, я, лайку,
Тихонько вышел на крыльцо.
Но эта стерва вышла следом,
В руках держа графин воды.
И понял я, что первым делом
Мне надо замести следы.
Вернувшись в бар, я взял пожитки,
И, заплатив за всё, ушёл.
Припрятав в холле две накидки,
Чтоб здесь никто их не нашёл.
Луна давно уж не светила
И стал пустым весь здешний двор.
Тьма переулка меня скрыла,
Я приготовил свой топор.
Кормить пошла хозяйка лошадь,
Держа в руке овса ведро.
Пересекла бедняжка площадь.
Мне оставалось лишь одно…
Топор вошёл ей меж лопаток,
Похоронив в зачатке крик.
Вонзил я лезвия остаток
И к мёртвой женщине приник.
Я возлюбил её со злостью,
Разрезав кожи нежный шёлк.
И наслаждаясь свежей плотью,
В ту ночь я был, как дикий волк…
Не говорите, что я болен!
Не надо. Я прошу, судья.
Ведь в том, что сделал, я был волен,
И в этом вся моя вина.
Теперь стою с петлёй на шее.
Прощай, немилый белый свет!
Мой новый мир куда страшнее,
Чем тот, где сделал столько бед.