Легко ль сказать?
Я в возрасте критическом,
Я в будущее
пристально вгляжусь
И в поднебесье,
в мире поэтическом
Не слышу строк,
тобой рождённых, Русь.
И меря жизнь
своей особой мерою,
Влюблённый в облик
сёл и деревень,
Считаю страшной,
жуткою потерею
Без русской песни
прожитый мной день.
И потому
гляжу в сегодня пристально
Проникший взором
в дали сквозь туман.
И без вуали,
светлым ликом Истина
Явилась мне,
презрев людской обман.
И, как на казнь,
такое Правды правило:
Греметь и бить
в свои колокола,
К столбу позора
намертво поставила,
Как бы анафеме
народной предала.
Сказала: «Трус ты.
Жалкий человечина.
Не прячь глаза.
Давай к лицу лицо!
Вглядись в меня!
Я, видишь, изувечена
Стараньями
великих подлецов.
Они ведь прут
и нагло, и уверенно,
Под прессом лжи
ведут на эшафот.
А ты поник.
Неужто Честь потеряна?
Неужто боль всю
выплакал народ?
А ты поник.
О, жалкий человечина!
Не прячь глаза.
Давай к лицу лицо!
Вглядись в меня!
Я, видишь, изувечена,
Стараньями
великих подлецов».
Но что же делать?
Что мне делать, Истина?!
Не разберусь.
Не выпутаюсь сам.
И ты мне в душу
смотришь очень пристально,
Всё думаешь:
продам?..
Иль не продам?..
Нет, не продам!
Родное сердцу дорого.
Не по душе
коммерческий мне хам.
И я готов
любого пса и ворога
Судить
по преступленьям и грехам.
И потому,
что всё родное дорого,
И потому,
что песням нет цены,
Я не прогнул
спины пред хищным ворогом
Под громогласный
хохот сатаны.
Но ты права.
В одном права ты, Истина:
Не довелось
мне встретить смерть в бою,
Я в миг утрат,
любя, страдая искренно,
Остался жить
у бездны на краю.