Мы будем сидеть в купейном вагоне поезда порознь, есть яблоки и смотреть в окно.
Ты не оставил мне ни одно «но», ровно ни одного.
А с неба стекает вода, смывает объявления, смывает стикеры, смывает каждый довод,
Любой оставшийся повод. Ты мой самый страшный голод, самая сухая из пустынь.
Я никогда не называю имен, прости.
У наших скамеек немеют лампы, гаснут фонари, и кровь вместо тока по проводам.
Если бежать, давай сейчас убежим, разольемся ручьями по городам.
В пополам, по полу, вдоль тротуаров, по улицам, по каждому бордюру, под ноги каждому дому.
Есть грамм - небесный грамм весны. Весны, которой ты закрывал рот и руки ломал.
А она все говорила тебе самое важное, слог в слог, четко по слогам.
Мой хороший, мой милый мальчик, перезагрузи программу, попробуй по-другому, ведь больше некому.
Эти города людей с ценниками на подошвах. Они разорвут тебя по швам.
Ногами, прощупав твое дно, отбирая твою живую почву.
Когда выходишь в дверь, закрывай окно чтобы ни одна, ни подумала, что оно для нее.
Чтобы ей не было страшно.
А деревья умирают стоя, не скрывая своего покроя, и я ничего не скрою.
Ты и я – уже почти одно.
Мы будем сидеть в купейном вагоне поезда, есть яблоки и смотреть в окно.