РУССКИЕ МУЖИКИ
Поэма
В переулке ветер солнце крутит,
Всё стремится тучами закрыть.
Вероятно, снова пьяно шутит,
Демонстрируя кому-то прыть.
Да кого и чем он испугает?!
Насмотрелось на него село:
То с мальчишками в футбол играет,
То гусей проучит за крыло.
То устроит по сосне пробежки,
То пристанет к песням у костра,
А бывает, что его усмешки
Степь услышит, что в зарю пестра.
Надоест в селе – пишите в город,
Где цепляет к жизням жизни парк,
Голосистый сад у речки молод,
В синь которой прописался карп.
То умчится, как шальной, в Сахару
И вернётся солнц так через пять,
Модницам подарки – по загару
Преподнёс: ну как такой не взять.
Старикам тепло рассыпал щедро:
Рады ветераны – благодать!
Вроде бы живут уже не бедно –
Можно внукам на конфеты дать.
Кажется, недавно и Степану
Приходилось Колю выручать:
Денег дать на танцы и бананы
И про это сыну промолчать.
Притаить, что бегал до рассвета
(Разве внуку что-то запретишь?!),
Или книжки до рожденья света
Он читал. Ты ж рядышком. Не спишь.
В аттестате в основном пятёрки.
- В вуз любой московский поступай.
-Нет, калач ещё я, дед, нетёртый,
Послужу,- отрезал Николай.
Дед служил России с честью долго:
В восемнадцать проводила мать.
Бросился в войну ещё на Волге,
А Победу принял в двадцать пять.
Сталинград. В степях сожжённых выжил.
Польская, немецкая земля.
С каждым боем бой последний ближе,
Ближе бой курантов и Кремля.
И раненье. Госпиталь. Поправка.
Вновь контужен в тот, счастливый май.
И отложена домой отправка,
Написал лишь: «Мамка, поджидай…»
Сколько лёгких строк летело, Боже,
Стрел быстрее матери, жене,
И надеялся солдат, что тоже
Возвратится: надоел войне.
После яркого, в восторгах мая
Список чёрный пополнял Берлин.
Где же та бумага отпускная?
Ждут бойца Саратов, Липецк, Клин.
И когда ж земля родная встретит
Васильками, говорком овса
И берёзкой, мир с которой светел,
Плачем мамы, хрипотцой отца?!
Вниз бежит вода в любой речушке
И в ручьях, морях. Не спят века.
Всё!!! Ласкает пылью деревушка.
В дверь, окно стучит – волной рука.
Лает пёс. Не Шарик. Незнакомый.
Видно, срок собачий завершён.
Почему же тихо в полдень дома?
Может, он в Берлине? Это сон?
Нет, не сон. Шумят дороги с тока,
Кошка на резном крыльце сидит.
Прилетел домой родимый сокол,
Только дом окошками сердит.
Вновь маршрут: махнуть к соседке Люде.
Да она заметила – стрела!
-Здравствуй, кум! Пришёл?
-А где же люди?
Та молчит. Не человек – стена.
И глаза – апрельское движенье
Через синь к расцветке изумруд,
Нет в глазах природы утвержденья,
А суровый деревенский суд.
Будто виноват. Но в чём же?
Без застолья не определишь.
И колодец всё на месте том же,
И пасётся у сараев тишь.
Держит небо снежная берёза,
Клён у лип защиту отыскал,
И сорняк по-над канавой ёрзал,
А каким серьёзным тополь стал!
Изменили бег деревни годы.
Правда, дом – такой же старикан,
Как и стёжки сада, огорода.
Вот и на хорьков отца капкан.
- Где же, где же папа, мама, где же? -
Бросил на порог мешок Степан.
Меньше стало на душе надежды,
И полез за табачком в карман.
- Что ж, пойдём,- роняет веки Люда.-
Ждёт давненько тропочка, пойдём.
Повидаешь их. Те рады будут.
Что стоишь? Устроим и приём.
И дорожка тянет вдоль сирени:
В метрах пятистах есть общий дом,
Где грачи встречают не без лени.
Это кладбище – людской альбом.
Сколько же сберёг застывшей боли
Деревенский скромненький альбом!
Под крестами в хлипком частоколе
Те, кто бегал в детстве босиком
По земле, по этой вот, тамбовской,
Рос на ней, мужал и умирал.
Свой был человек, на сто таковский -
Конюх, плотник, пахарь, генерал.
И Степан с Людмилой у могилок
Всех, кто в долгом сне-то, повстречал.
Сердце вдруг крестами придавило -
Да, а многих он не замечал.
Так бывает: детство в командирах,
День цветущий к ночи улетел
Сочной строчкой, точкой иль пунктиром.
Что с него? Грядущего хотел.
Лишь оно, то Завтра, рисовалось
Красками, что радуга дала.
Что прошло, то сгинуло, пропало.
Мысли вспыхнули. И вот – зола…
Скромный холмик, что запрятан в зелень,
Тенью рядом холм без трав – другой.
-Здесь, Степан, родителям постелен
Пух земной, на нём нашли покой.
Отвернулся воин, слёзы градом.
Не смахнуть – бегут себе, бегут
По лицу с морщинками, наградам:
Никогда слезам не нужен кнут.
- Виноват, простите, мамка, папа,
Что полгода писем не писал,
Я не знал, когда оставим запад,
Двинем под «Славянку» на вокзал.
Пусть земля навечно станет пухом
Всем, кто перед Господом предстал,–
Матери, папане, всем старухам,
Сверстникам, кто лёгким пеплом стал.
Постоял, перекрестился быстро,
Будто опасался чьих-то глаз,
И пошёл. Остановил же выступ
Новенькой оградки – Мухин Стас.
-Одноклассник, с грустью в сердце малый,
Тоже фронтовик,- моргнул Степан.
- Умер здесь. Герой! Сплошные раны.
К выходу схоронен Епифан.
- Епифан! Сосед по парте в школе.
- Он скончался, кажется, от ран.
- Помню, как коров гоняли в поле.
Мне писали: был он партизан.
Памяти кусок земель России
Есть, бесспорно, в городе, селе.
Он даёт не только слёзы – силы
Жизнь продолжить на любой золе.
Кладбища печалью зарастают,
И торопит время их с земли.
Над крестами водят воды стаи,
Где водохранилища легли.
Где с оградками козлы играют,
Гуси ходят по глазам могил,
Где и ёлку к празднику срубают,
Куры веселят могилы пыль.
И не птицы, овцы виноваты –
Человек, обычный человек.
Кто же вместо сердца хлопья ваты
Нам вложил? Какой скажите век?
Есть ответ? Иль нет? Возможно, будет…
Будет ли меж светом, тенью грань?
Остановим бессердечье, люди,
Сделав в каждом сердце иордань…
А медали за сирень цепляли,
Ордена же высоту небес,
Облака из хлопка что-то пряли,
Опустив полотна вниз, на лес.
Вздрогнул в вихре дождик над полями.
Люда и военный живо шли,
Преодолевая ловко ямы:
Ливень разгулялся, бурно жил.
… Принесли соседи угощенье,
Стол накрыли радость и беда.
В жизни это странное смешенье
Окружает каждого всегда.
- Вот решай, Степан, что станешь делать,-
Это голос деда.- Мысль одна:
Был мальчишкой, а теперь ты белый,
Всыпала седин и мне война.
Тоже с этим, как его, с германцем,
На кулачки выходил не раз.
Это, бабы, не под дудку танцы,
Там в сторонку не отводишь глаз.
- Ну, вояка, крепко разошёлся,-
Выпал бабки командирский бас.-
Выпил. Хватит. Он и сам прошёлся,
Где Макарушка телят не пас.
Убирай-ка, Людка, всю посуду,
Нам, соседям, честь пора и знать.
Завтра день ещё яснее будет,
Стёпе надо жизнь, как есть, принять…
…То давненько было – не забылось:
Травит горем календарь его,
А удача в уголок забилась,
Сиротой и выйдет из него.
Нет же, нет, а жизнь не зря протопал,
Вырастил детей, построил дом,
И жива красавица Европа,
Жив и он – солдат и агроном.
И к наградам за бои добавил
Несколько за подвиг трудовой.
Землю он любил и землю правил:
Агроном - повсюду рядовой.
Эх, земля, родимая землица,
Горсточку и крест на фронт он брал.
И в окопе родина приснится -
В буйстве красок майских карнавал.
И бежишь счастливый с пацанами
В позолоте к роднику, в овраг.
Сколько слов терялось между нами,
Сколько спичкой вспыхивало драк!
И всегда в лицо землёй бросали,
Если уставали кулаки.
Юноши легко землицей стали…
Но какие ж в детстве чудаки?!
Мужики - простые работяги,
Мужики - хозяева земель.
Через путы смерти, передряги
Проберутся, если ставят цель.
Сколько сказок, липких поговорок
Сложено о нашем мужике!
Острый ум и взгляд орлиный зорок,
Держит мир в свинцовом кулаке,
Дюжий, крепкий – так определяют
Русского, с хитринкой мужика:
Коль гулять – по-царски погуляет,
Коль работать – отдыхай, века!
В космос ли? Нет никакой проблемы!
В армию? Да это же судьба!
А стихи? Составим и поэмы!
Ну а в поле? Будут и хлеба!
Мужики плечом к плечу спешили,
Если враг границу перешёл.
Ненавистью ратники те жили,
В ход пуская серп, топор и кол.
Шёл служить России бравый парень.
Если почему-то не служил,
Не был среди местных популярен,
И не каждый свататься спешил.
И не каждый бы отец решился
Дочь отдать такому жениху.
Потихоньку в доме б копошился,
Ну а дом не звал к себе сноху.
Мужики степной, речной Державы…
Кто не знает их: поэт Кольцов,
Химик Менделеев, сам Державин,
Стенька Разин, Виктор Васнецов,
Горький, Чехов, Пугачёв, Гагарин,
Даль, Мичурин, Юрий Левитан
И бегущий по ромашкам парень -
Наш курносый русачок Иван?!
Англия мужчину из России,
Индия, возможно, и Ливан,
Вашингтон, славянская София
Называют ласково - Иван…
…Ветер освежил Попова мигом,
Искупавшись в серебре волос,
Потрепал новеллы детской книги,
Что старик на лавочку принёс.
Посмотрел на томик недовольно:
Ни словечка не перечитал.
Сочный звон дарила колокольня -
Старорусской памяти причал.
Вышел сын из дома – Анатолий,
Как былинный русский богатырь,
И такой растёт внучонок Коля,
А душа, душа – степная ширь.
- И о чём же старому мечталось? –
Он подумал, как отец ушёл.
Небо потемнело, ближе стало,
Будто соль просыпали на шёлк.
…И другое небо. Не над домом,
То, что и не снилось никогда.
Тот же месяц, но не так изломан,
Как в России. Впрочем, ерунда.
- Шаг вперёд, солдаты, патриоты! -
Голос бьётся птицей на плацу.-
Через час покинем мы Европу,
Не писать об этом и отцу.
Мир посмотрим, мир и нас увидит,
Надо и соседям помогать.
А солдат и ветра не обидит.
Только, братцы, смерти избегать!
Всё. Покурим что ли перед стартом.
Большего сказать вам не могу…
Капитан замолк. И нет азарта,
Будто вдруг споткнулся на бегу.
Будто, как Христос, прощал ребятам
Самоволки, дерзость, детский гам.
Взгляд от взвода не от солнца прятал
Офицер по имени Адам.
Годы в облаках, над облаками,
Самолёт срывает нежный мех.
Не считались парни слабаками
И везли с собою песни, смех.
Толя первый раз и в самолёте,
За границу тоже в первый раз.
Что хранит об этом перелёте?
Горы принимал же за Кавказ.
Почему Кавказ – сказать не может,
Это всё, что в голову пришло.
Несомненно, горы все похожи,
И смотрел Попов через стекло.
Слово прозвучало лишь в полёте,
Слово очень редкое – Кабул.
И оно металось в самолёте,
Догоняя шум, моторов гул.
Что-то школьное хотел припомнить
Анатолий, но никак не мог.
Да какие же у слова корни?
А внизу терялся белый мох.
Нет, серьёзное выходит дело,
И тревога в душу залегла,
А душа подскажет, пусть несмело:
Не пугает души даже мгла.
Спит Серёга – из Тамбова парень,
На Гагарина солдат похож.
Витька спит, конечно, не Гагарин,
Но по-своему пацан хорош.
Что же снится европейцам в небе?
Почему же не уснёт он сам?
Мысли живы лишь о ситном хлебе.
Кажется, не спит ещё Адам.
Но туманит голову дорога.
Толя речку повстречал свою.
И мальчишек, как рыбёшек, много
Под крутым обрывом, на краю.
А вода - роскошная водица,
В берег левый целит детвора:
Хорошо там ловится плотвица,
За волной – метровая трава.
Спрячешься в зелёную протоку,
Небо – прочный полог над тобой.
Слышно, как тревожится осока
За морской мальчишек в речке бой.
И идёт ему навстречу мама:
«Ты куда летишь, сынок, в снегах?»
Свет за ней иконы, голос храма
И зелёные ковром луга.
«Да в Кабул». А сам в траве, у речки.
«Ты вернёшься. Будет жив Адам.
Я за вас молюсь. Заметил свечки?
И Господь поможет, Толя, вам».
«А друзья, мамуля? Что же с ними?» -
«Промолчу. Ответ уже дала.
Посмотри на небо – сколько сини…
Я тебя, сыночек, не ждала…»
Он очнулся. Смутное виденье:
Мамы-то на свете нет давно.
Это жизни, смерти дуновенье?
Жизни! Не зовёт с собой его.
А потом кольнуло в сердце слово,
Слово вечной скорби - Кандагар,
Сотни раз, да и сегодня снова,
Подбирал синоним, то «угар».
Заживо сгорело в нём немало
Мальчиков - солдат из СССР,
Хоть «вертушка» в ярости жужжала,
Да не подводил врагов прицел.
Автомат и фляжка всюду рядом:
Золота не надо, дай воды,
Коль «афганец» ходит, время ада,
И вода дороже всей еды.
Тот песок, до сердца проникая,
На зубах последний путь найдёт,
Так и пуля смелых настигает,
Из-под камня, крыши достаёт.
Как-то жалких жителей колонну
В группе по горам сопровождал,
Медикаментов с ними с тонну,
А КАМАЗ среди ущелья ждал.
Голова от зноя разболелась:
Перевал осилят и привал.
Но колонна вдруг огонь задела
И споткнулась о горячий шквал.
И смешались взрывы, лица, стоны.
Помнит Толя: друга потащил,
Танк горит, бойцов пожар затронул,
И Витюшка выбился из сил.
Будто обезножил сразу парень,
Будто про дыхание забыл,
Будто в бесконечной гадкой гари
Витька был и будто бы не был.
А душманы действовали ловко.
Плен? Спасут лишь автомат и дым.
Рядом льёт огонь рекою Вовка,
Тоже ранен, и в беде Вадим.
- Пацаны! – кричит Попов.- На волю!
И, стреляя, отползает вниз.
Дым закрыл их. Витьку тащит Толя,
Подоспел сержант Фролов Борис.
- Как-то здесь я был,- смекает Боря.-
Можно и укрыться, не стрелять.
- Потерпи, солдат, пробьёмся скоро,-
Толя друга пробует поднять.
И поднимет, выведет ватагу –
Всех обстрелянных врагом ребят.
И медаль Попову «За отвагу»
Скоро передаст в строю комбат.
И в Россию карточку на память
Отпускник перевезёт – майор.
Та награда на груди, как пламя…
Бой оставит на лице узор…
Будет жизнь под капельницей биться.
И кошмарный, с боем перелёт…
Но не может прошлое забыться,
Хоть отдал Афгану час иль год.
Не способна затянуться рана
До последних на Земле минут,
Верно предсказала с Неба мама:
Он, Адам под солнышком живут.
Остальные стали «грузом двести»,
Вертится в трудах без них Земля.
А с Адамом возвратились вместе,
Он в отставке. Под Москвой. Судья.
Приезжал. Гостил. Такой же жаркий,
Словно зной афганский весь забрал,
Помянули убиенных чаркой…
Не раненье – стал бы генерал…
Фронтовое не сотрётся братство.
Дочку заманил – в Клину живёт.
Говорил:
- Тебе бы перебраться.
Жёнка – за, старик – наоборот.
И о чём ни говорят с Адамом –
Про девчат, советский спорт, туман –
Разговор потянется к душманам:
Занимает кухоньку Афган:
Как кровати в городке пустели.
Когда их хозяин погибал,
И на чистые, что снег, постели
Взгляд бросал солдат и генерал.
Горькую традицию копили
До последних дней, часов, минут:
За живую память живших пили,
Обещая мстить, пока живут.
По зубам гулял песок афганский,
Бились губы, плакала душа –
В цинк оделся паренёк рязанский –
Димка, стихоплёт, герой, левша.
На постель легли цветы простые,
С синевой, как Дмитрия глаза,
Будто те глаза и не застыли,
И роса на них – его слеза.
И она металась по листочку,
Спрятаться, ведь как - никак мужик,
Небольшого был солдат росточка,
Гроб же богатырский заслужил.
Сколько скошено ребят весенних,
Летних, зимних, осени ребят,
Может, был среди бойцов Есенин,
Королёв, Чайковский, Жуков, Плятт…
Может быть! Теперь никто не скажет:
Тайны любит каждая война.
Воины-афганцы вновь на страже
Своего, семейного тепла.
Беспокоит лишь Поповых Коля:
Добровольно в армию ушёл.
Умоляла сына долго Тоня,
Тщетно, хоть теши на Коле кол.
Курсы он водителей освоил,
Дескать, в армии без них нельзя.
Как гордится, что теперь он воин,
Колька наш.… Да не его стезя!
А дружок его, Пахомов Павел,
Хоть учился с горем пополам,
Мысль об армии давно оставил,
Посещает он науки храм.
И билет военный вмят в карманы,
Да и мы намерены купить.
«Жизнь не стану начинать с обмана,-
Заявил.- Не плакать. Не вопить».
Я не знаю, может, это плохо,
Может, согласиться было мне,
Ведь такая в прессе суматоха
Об армейской службе. И вдвойне
Жаль, что процветает дедовщина,
Не сорочья это болтовня,
Что мудрит мужчина над мужчиной.
Притчей во языцех и Чечня…
…Помнится, что приезжали в марте
К нам работать парни из Чечни.
Строили коровники с азартом,
Но без суетливой беготни.
От зари и до зари сверкали
Топоры да пилы у ребят,
Отдыхали те на сеновале,
Чтобы утром вверх зарю поднять.
Жили скромно, по селу ходили,
Вместе и на почту, в магазин,
«Здравствуйте!» - всем старшим говорили,
И улыбка возвращалась к ним.
И друзей, конечно, заводили -
Я с Русланом года три дружил.
Разговоры о Чечне бродили,
И Кавказом каждый русский жил.
Приглашал Руслан в свой тихий Грозный,
Мол, красивый город, молодой,
В декабре, конечно же, морозно,
Но январь наполнится весной…
…Нет, вернётся: Коля - внук солдата,
Сын солдата – это тоже он.
Юный новобранец автобата
Вскоре почтой перешлёт поклон.
Кратко всё: здоров, сидит за партой.
Учится, вот-вот и он сержант.
Дед, как молодой, бегом за картой
Разузнать, где служит внук-талант.
Отыскал. Посёлок под столицей,
Тут рукой достанешь до Кремля,
Славная истории страница.
Центр России! Древняя земля!
Та земля, где ветер солнце крутит,
Где научит родину любить,
Где подснежник, желтоглазый лютик…
Ту Россию, нет, не победить.
Не сломать, пока живут на свете
Пахарь, конюх, сварщик – мужики,
То же говорю и о поэте,
Что отыщет Слово у реки.
Не забыть Сибири лесоруба,
Инженера, земского врача,
Кто, пройдя огонь, все воды, трубы,
Поднял в небо трепет кумача.
Мужики лесной, морской Державы:
Поляков, Лисицын, Иванов,
Вороновский, Новичков, Коржавин,
Лосев, Плотников, Немтинов, Снов
Ванин, Копылов, Артёмов, Парин,
Федин, Гущин, Дроков, Левитан,
И бегущий средь ромашек парень -
Наш курносый русачок Иван, -
Все они - то синь в глазах, то ночка,
Все они - от юных до седых –
Ставят, если надо, смело точку,
Помня постановку запятых.
- Собирайте рюкзаки в дорогу, -
Старый тайну передал снохе, -
Сбросил я, как с крыши снег, тревогу,
Позабыл о липкой шелухе.
Все поедем, повидаем внука,-
Дед резвится в горнице юлой,-
Лет на сорок отлетела мука,
Поменяв на прочный счастья слой.
Счастье, несомненно, повторится
Лунным всплеском, лепетом дождя,
В россыпях зари оно таится,
В прямоте острейшего гвоздя.
Это ли не радость, не восторги,
Если май откроют вновь жуки,
Или соловьёв услышать торги?!
… Как же повезло нам, мужики!
Не уйти от Куликова поля,
Не укрыться от Бородина,
От баталий на просторах моря,
Где забилась сердца глубина
Моряка, рождённого у Пскова.
И не только. Подвигов не счесть…
Поминаем воинов Донского,
Русских мужиков, познавших честь.
…Я иду по переулкам гулким.
Бронзовый молчком стоит солдат…
Рядом ветер, солнечный да юркий…
Нам не обойтись без горьких дат?
22 июня 2003 – 22 августа 2005 года