РАФ ЕНИКЕЕВ
ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ
Стихотворный пересказ
русской народной сказки
ПРИСКАЗКА
Далеко в широком поле,
Где лишь зверь да ветер воют,
Да кружится над землёй
Чёрной тучей вороньё,
Дуб могучий, – страж столетий, –
В облаках раскинув ветви,
Дремлет, тих и одинок.
Перед ним, у трёх дорог,
На распутье, чёрный камень
С полустёртою веками
И теперь заметной чуть
Надписью: Налево путь –
Быть женатому, направо –
Потерять коня, а прямо –
Быть коню без седока.
Кто, испуганный слегка,
Поворачивал направо,
Кто налево, только прямо
Путь держали не всегда:
Ведь оттуда никогда
И никто не возвращался, –
Видно, там и оставался
Где судьбу свою искал.
Там, среди угрюмых скал
И таинственных ущелий
Ты найдёшь Царя-Кощея
Хитро спрятанную смерть,
Чтоб навек окаменеть!
Можешь там у Царь-девицы
Раздобыть живой водицы,
И в ограде на колу
Ей оставить голову!
Можешь там, само-собою,
Потягаться и с Ягою
И отнять волшебный меч,
И попасть к старухе в печь!
И, уже мечом владея,
Чудо-Юдо, – злого змея,
Можешь в битве одолеть,
И в огне его сгореть!
Там, среди лесов дремучих,
Гор высоких, рек могучих,
В зачарованных садах,
Царствах, замках, городах
Испытать ты можешь силу,
Отыскать, что сердцу мило,
Честь и славу обрести!
Можешь девицу спасти
Из неволи Карлы-старца,
С заколдованного царства
Вековые чары снять,
Там же, можешь побывать
Во дворце Царя Морского,
Быть изрубленным и снова
К новым битвам оживать,
Птиц, зверей язык узнать,
В невидимку превратиться,
Удержать в руках Жар-птицу,
Вихрем по небу летать.
Но всего не передать,
Что за этим перепутьем
Может встретить храбрый путник
В той неведомой стране!
Так, куда своих коней,
Быстроногих и ретивых,
Вороных и златогривых,
Мы направим в дальний путь?
Не назад ли повернуть?
Призадумался? Ну, что же,
Сгоряча решать не гоже.
Расскажу-ка я пока
Про Емелю-дурака.
То ли в некотором царстве,
То ли в нашем государстве
Близ столицы, иль вдали
Жил себе один старик.
А в глухую деревушку
В захудалую избушку,
Что стояла у реки
В окружении ракит,
Счастье редко заходило,
А отрадой что и было
У старинушки-отца,
Так три сына-молодца.
Братья старшие удались,
Под звездой, видать, рождались,
И в работе молодцы
И в гулянке удальцы.
А вот третий сын, Емеля,
К старикову сожаленью,
Был, пожалуй, что дурак,
Ведь с утра и до утра
От ума, а может лени,
Проводил Емеля время
На лежанке у печи,
Подпирая кирпичи.
А старик, покорный доле,
Спину гнул работой в поле
Да зимою на базар
Иногда возил товар:
То овёс, то рожь-пшеницу,
Разведётся, то и птицу,
Наплетёт корзин, лаптей,
Надо ж как-то сыновей
Приодеть в престольный праздник,
Остальное дьяк-проказник,
Царь, боярин да купец
Забирали в свой ларец.
День да ночь, зима да лето,
Потихоньку, незаметно,
Как сквозь ситечко вода,
Чередою шли года.
Старичок женил Ивана,
Вслед за ним женил Степана,
Но Емелю-дурака
Не спешил женить пока,
Только вот хозяйство вскоре
Передал, прожить не ссорясь
Наказал и на покой
Перебрался в мир иной.
Сыновья погоревали
И хозяйствовать стали
Как и их отец родной.
За сохой да бороной.
Как-то раз, зимой, собрались
Братья в город, обещались
Всем гостинцев привезти,
Наказали как вести
Всё хозяйство, а Емеле
Слушать жён их повелели
И во всём им помогать
И в столицу – торговать!
А у баб-то, как известно,
Дел не счесть: поставишь тесто
Да вари скорее щи,
Там бельё прополощи,
То скотина, то уборка,
Глядь, посуды грязной горка,
Пироги в печи горят…
Как-то бабы говорят:
– Слез бы ты, Емеля, с печки
Да воды принёс бы с речки,
Уж пора варить обед,
А Емеле дела нет:
– Вот ещё! Была охота
Выходить мне за ворота,
Чай, не мне нужна вода, –
Сами топайте туда.
– Эх, Емеля, брось лениться,
Ведь с базара-то гостинцы
Не везут за просто так.
Призадумался дурак,
Почесался, потянулся,
Буркнул: Ладно, – слез, обулся,
Вёдра взял в сенях, топор
И тропинкой через двор,
Не спеша, к реке спустился.
Прорубь вырубил, напился
И, болтая сам с собой,
Наклонился над водой:
Что же там огнём сверкает,
Уж не рыбка ль золотая?
Присмотрелся. Это ж щука!
Изловчился, сунул руку,
Хвать под жабры – и на лёд!
Совершив такой полёт,
Ошалело щука бьётся,
А Емеля уж смеётся:
– Ай, да рыбка, неплоха,
Будет славная уха!
Только вдруг, ушам не веря,
Слышит голос он: – Емеля,
Отпусти меня домой,
Пожалей, а я с тобой
За добро и рассчитаюсь!
Тут Емеля, удивляясь,
Свой затылок зачесал:
– Это что за чудеса?
Или я свалился с печки?
Чтобы щука человечьим
Говорила языком
И не слыхивал о том!
И заметил ей с улыбкой:
– Лучше лакомиться рыбкой,
Чем хлебать пустые щи,
Дураков тут не ищи!
Щука бедная забилась
И отчаянно взмолилась:
– Пожалей моих щурят.
Отпусти и для тебя
Я исполню всё, что хочешь!
– Зря со мною лясы точишь,
Так тебя и отпустил!
Не для этого ловил!
Отпущу, а ты обманешь.
– Ну, а что ты пожелаешь, –
Молвит щука дураку, –
Злато, серебро могу
Драгоценные каменья…
– Ну, уж нет, – сказал Емеля, –
Не по мне твоё добро,
Камни, злато, серебро
Я и издали не видел,
Но, чтоб быть мне не в обиде,
Пусть наполнятся водой
И пойдут, само собой
По дороге не плескаясь,
Эти вёдра к дому сами,
Вот тогда и отпущу.
Как работка, по плечу?
Щука малость помолчала,
Головою покачала
И вздохнула: – Бог с тобой!
Повтори потом за мной:
– Пусть по щучьему веленью,
По Емелину прошенью,
Вёдра полные водой
Отправляются домой!
И смотри, что дальше будет,
Ну, а коли не забудешь
Этих слов, глядишь, тебе
Помогу не раз в беде.
Повторил за ней Емеля
Те слова и в самом деле
Зачерпнулись вдруг водой
И пошли себе домой
По дороге вёдра сами!
– Да, с такими чудесами
Не попробуешь ухи!
Я, конечно, пошутил,
Но обед-то свой проспорил.
Что ж, ступай себе на волю!
Тут он щуку отпустил,
Коромысло прихватил,
Запихнул топор за пояс
И пошёл не беспокоясь
Вслед за вёдрами домой.
А у дома, – боже мой, –
Там столпилась в изумленьи
Вся Емелина деревня
И стояла у ворот
Широко разинув рот.
Бабы дома так и сели
С перепугу, а Емеля,
Попросив блинков испечь,
Снова влез к себе на печь.
День ли, два ли, три проходит
Бабы снова песнь заводят,
Заходя издалека:
– Чай, Емелюшка, бока
Отлежал вертясь на печке,
Поразмял бы что ли плечи,
Помахал бы топором,
Да и нету дома дров.
– Да, неплохо, только что-то
Одеваться неохота, –
Отвечает им дурак.
А в ответ: – Ну, коли так,
Твой гостинчик пригодится
Тем, кто может потрудиться!
Загрустил Емеля, вдруг
Вспомнил щуку и вокруг
Сразу словно посветлело!
– Ладно, справлю это дело.
На печи чуть-чуть привстал
И тихонько зашептал:
– Пусть по щучьему веленью,
По Емелину прошенью
Отправляется топор
По дрова на задний двор,
А дрова, как разберутся
Сами в печь пускай кладутся!
Только вымолвил, топор
Полетел на задний двор
И по брёвнышкам-поленам
По берёзовым запел он,
По сосновым застучал,
По еловым затрещал;
Ухал, бухал, крякал звонко,
А дрова, гремя заслонкой,
Чередою прямо в печь
Торопились сами лечь.
Не проходит и недели,
Как Емеле надоели
Бабы с просьбой съездить в лес:
– Ты б, Емеля, с печки слез
И поехал за дровами.
– Поезжайте лучше сами,
У меня охоты нет, –
С печки слышится ответ.
Тут и бабы осерчали,
На Емелю закричали:
– Мы работаем весь день,
А ему и встать-то лень!
Чтобы вошь тебя заела!
Разве бабье это дело
За дровами шастать в лес!
Ну-ка, слазь с печи балбес,
Одевайся, обувайся
И не медля отправляйся!
Лоботряс! Бездельник! Плут!
Где уж спорить с бабой тут.
Если баба разойдётся,
У неё всегда найдётся
Не ухват, так кочерга,
И тогда одна нога
Живо будет на пороге,
А другая на дороге.
А невестке, как на грех,
Были, видимо, из тех,
Для которых, был бы повод,
Возле печки ищут довод.
– Ладно, ладно, – еле-еле
Успокоил их Емеля,
(Разошлись ведь, не шутя),
Плечи ражие, кряхтя,
В полушубок втиснул ловко,
Подпоясался верёвкой,
Взял в сенях топор, пилу
И скорей на двор шагнул.
Обошёл вокруг бурёнку,
На худую кобылёнку
С сожаленьем поглядел,
Да и сразу в сани сел!
Поудобнее уселся,
Посидел и тоже взъелся:
– Эй, болтливые сороки,
Что стоите, – руки в боки?
Али нечем их занять?
Кто ворота отворять,
Я что ль буду? Ну, живее
А не то кнутом огрею!
Ну, а бабы говорят:
– Ты же лошадь не запряг.
– А какая вам забота?
Отворяйте мне ворота.
Дальше лаяться не стал,
А тихонько прошептал:
– Эй, по щучьему веленью,
По Емелину прошенью
Отправляйтесь сани в лес!
Свистнул, гикнул… и исчез!
Мчатся сани по дороге,
Снег стеной на повороте
Поднимается, клубясь,
А Емеля, не садясь,
Свистом сани подгоняет;
В тихий пригород влетает:
Разойдись, честной народ!
Зашибу! – во всю орёт.
Но, известно, ротозеев
Не сажают и не сеют,
Из-за моря не везут,
А они и там, и тут
Не растут и не родятся, –
Тараканами плодятся,
И ни умный, ни дурак
Их не выведет никак!
А уж тут зеваки сами,
Видя, как несутся сани,
Да ещё без лошадей
Валят валом, и людей
Подавил Емеля много.
Но, в конце концов, дорога
Привела в ближайший лес.
Тут с саней Емеля слез
И по щучьему веленью
По Емелину прошенью
Развернулася пила
И пилить-валить пошла;
От берёз, сосны да ели
Только щепки полетели
Под ударом топора. –
Скоро целая гора
Свежих дров в санях лежала;
Тут верёвка их связала,
Чтоб не сыпались в пути,
И пора бы их везти.
А пока дрова рубились
Да в рядок себе ложились
И Емеля не сидел,
А, оставшись не у дел,
Погулял, нарвал рябины
И здоровую дубину
Присмотрел и подобрал,
Что мешало обломал,
Бросил сверху на поленья
И, по щучьему веленью
По желанью своему,
Сани к дому повернул.
А дорога, как известно,
Проходила мимо места,
Где он давеча народ,
Что стоял, разинув рот,
Подавил-помял проездом;
В переулке самом тесном
Ухватили дурака
И давай ломать бока.
Но дурак недолго охал,
Видя тут, что дело плохо,
Никого жалеть не стал
То, что надо прошептал
И тяжёлая дубина,
Что в лесу себе добыл он,
Над толпой приподнялась
И по спинушкам прошлась,
Дальше, ниже поигралась,
И кому вполне досталось,
Без оглядки побежал.
Кто теперь ему мешал
Продолжать домой дорогу?
Да никто, – и, слава Богу,
Тут Емеля в сани сел
И до дому полетел!
Много ль времени проходит
Или мало, но доходит
Слух до грозного царя,
Что в народе говорят
О Емелиных проделках
Царь тогда и так-то крепко
Был не в духе от забот,
Ведь уже который год
Как родная дочь хворает:
Ничего не пожелает,
Без охоты ест и пьёт,
Всё грустит да слёзы льёт,
Никому не улыбнётся,
А уж как она смеётся,
И не помнили о том,
Царь отдать её готов,
А в приданое полцарства,
И без всякого коварства,
Даже с грамотой, тому,
Посчастливится кому
Излечить недуг царевны.
Но не мог ни старец древний,
Ни красавец молодой,
Ни кудесник с бородой,
Ни боярин, ни царевич,
Ни заморский королевич,
Ни купец и ни мужик
В этом деле услужить.
А охотников немало
В стольном граде побывало,
Чтоб полцарства получить.
Царь, не зная чем лечить,
Затужил, забыл о деле,
Ну, а тут ещё Емеля!
Осердясь, отец народа
Призывает воеводу
И ведёт такую речь:
– Если хочешь, чтобы с плеч
Голова не покатилась,
А на что-нибудь сгодилась,
То Емелю во дверец
Мне доставь! – И вот гонец
В скором времени Емелю
Разыскал, заходит в двери
И с порога, сгоряча,
На того и закричал:
– Это ты, дурак, Емеля?
– Я, а что? – Вставай живее,
Поведу тебя к царю!
– Я, чай, этим не горю, –
Отвечает сквозь зевоту
Емельян, – была охота
Подыматься с печки зря,
Да и что я у царя
Позабыл! – Да ты на ухо
Туговат! – И оплеуху
Закатил ему гонец.
Но не ведал удалец,
Что дурак-то не Емеля,
Тот, чтоб ноги веселее
Понесли гонца домой,
На дорожку дал с собой
Наглецу свою дубину, –
Пусть ему почешет спину
От избушки до дворца.
И, сначала до крыльца
С кочергой сыграв в горелки,
Тот гонец живее белки,
Что резвится в колесе,
Побежал, преграды все
Перескакивая махом.
И упал с великим страхом
Возле царского крыльца.
Царь, едва узнав гонца,
Удивился и вельможу
(Был такой, который может
Обмануть родную мать),
За Емелею послать
Повелел. А тот варенья,
Разных вкусностей, печенья
Захватил, чтоб угодить,
И к Емеле подходить
Стал, ну, ровно поп с елеем:
– Отчего же ты, Емеля,
Не желаешь у царя
Погостить? – Да, говоря,
Сам сластями угощает.
А Емеля отвечает:
– Мне и здесь, кажись, тепло.
– Здесь деревня! Ну, село!
Во дворце же всё богато,
В белокаменных палатах
На постельке пуховой,
Знай, лежи, да и домой
Отвезу, когда захочешь.
– Что мне голову морочишь?
Я лежать могу и тут!
– У царя тебе дадут
Сапоги из красной кожи, –
Продолжает петь вельможа, –
Шитый золотом кафтан,
Угостят на славу там!
Рот раскрыв, развесив уши,
Дурачок вельможу слушал
И решился, наконец:
– Ладно, еду во дворец,
Ты вперёд езжай, а следом
За тобой и я поеду.
Тот уехал не спеша,
А Емеля полежал,
Повертелся с боку на бок, –
Хоть и лень, а ехать надо,
Раз вельможе обещал.
Но с печи слезать не стал:
– Эй, по щучьему веленью,
По Емелину прошенью
Выйди печка на простор
И ступай на царский двор!
Тут избушка закачалась,
Затрещала, зашаталась,
Заскрипела по углам
И по брёвнышкам стена
Раскатилася, а печка
Через поле, через речку,
По ледовому мосту,
Покатила ко дворцу.
А, спустя совсем немного,
Одолела всю дорогу
И по воле молодца
Встала около крыльца!
Царь тогда сидел на троне
И, сердито хмуря брови,
Дожидался дурака.
Слышит он: издалека
Шум какой-то. – Что такое?
Молвит он, в окно резное
Поглядел: А ко дворцу,
Прямо к царскому крыльцу
Катит печь невесть откуда.
– Это, что ещё за чудо? –
Удивился грозный царь.
– Это едет, государь,
Во дворец дурак, похоже, –
Говорит ему вельможа.
Царь выходит из дворца
И с высокого крыльца,
На Емелю глядя строго,
Изрекает: – Что-то много
Стало жалоб на тебя.
Вот, намедни, на санях
Ты по городу носился,
Словно бес в тебя вселился,
И давил честной народ,
Да не то, что всякий сброд,
А людей с родством и чином,
Избивал всех без причины,
А сегодня вот гонца
Гнал до самого крыльца
Далеко не с божьей силой,
Да и, – Господи, помилуй, –
И приехал ты не так!
Если это всё, дурак,
Сам удумал, то, пожалуй,
Надо с корнем вырвать жало
И не суд мне разводить,
А велеть тебя казнить!
– Что, ты, царь, болтают люди
Что взбредёт, да разве будет
С дураком вязаться чёрт,
Дураки у них не в счёт,
Им давай, кто поумнее, –
Перебил царя Емеля, –
Я же просто ехал в лес,
А народ под сани лез,
А зачем и сам не знаю.
Сам же, с печки не слезая,
Всё глазел по сторонам
На резные терема,
Белокаменные стены,
С бородою до колена,
В шапках трубами, бояр,
На златой венец царя,
Церкви, башни, колокольни…
Всё блестит, – глазам аж больно, –
Ряд торговый, – ну и ну! –
Всё в диковинку ему.
Тут Емелю в бок толкают:
– Как ты смеешь, не слезая,
Не отбив земной поклон, –
Слышит он со всех сторон, –
Говорить с царём, дубина!
Слазь с печи да ниже спину
Перед ним склони, дурак!
– А зачем слезать и так
Я его неплохо слышу,
Чай, сижу-то не на крыше,
Да и тут удобней мне.
– Ах, дурак! Да как ты смел,
Да с тебя с живого кожу
Снимет царь, – шипит вельможа,
– Поклонись скорей ему,
Государю своему!
– Вот те, на! Позвали в гости,
А намять желают кости!
Ну, уж нет, хотите как,
Не такой уж я дурак! –
Отвечает им Емеля.
И, по щучьему веленью,
По желанью своему,
Печку к дому повернул
И уехал восвояси.
Царь от злости весь затрясся.
– Дурака, – кричит, – догнать
И в железо заковать!
А тишком, не при народе,
Приказал он воеводе,
Дурака ему поймать,
Но в темницу не сажать,
А живьём засунуть в бочку,
Засмолить и тёмной ночкой
Бросить в воду, чтоб и след
Не остался на земле.
Но подлез к царю вельможа:
– Хоть бояться нам негоже,
Но, боюсь я, выйдет так,
Как надумает дурак.
Но схватить его-то можно,
Только тихо, осторожно,
И дружину зря пошлёшь,
Так Емелю не возьмёшь,
С ним нужна другая сила,
Он и войско-то дубиной
Разобьёт, погонит вспять, –
Мне дозволь Емелю взять.
А царевна Несмеяна
У окна в тот час стояла,
Поглядела невзначай
На Емелю… и прощай,
Ох, прощай покой девичий!
Как у пташки в клетке птичьей,
Сердце замерло в груди
И, хоть умных пруд пруди,
А она, скажи на милость,
В дурака-то и влюбилась.
И забыв про всё, во двор,
Где Емеля разговор
Вёл с царём, бегом сбежала.
Но немного опоздала,
И, прижав платок к лицу,
С плачем кинулась к отцу:
– Где же, батюшка, Емеля,
Возврати его скорее,
Без него мне свет не мил!
Царь чернее стал чернил
От свалившейся печали:
– Не объелась ли случайно
Ты, царевна, белены,
Иль дурные видишь сны,
Иль от слёз не видят очи?
Может, ты и замуж хочешь
За Емелю-дурака? –
Молвил он, – Ступай пока
От греха к себе в светлицу,
А не то, гляди, в темницу
Посажу и навсегда!
– Не пойду я никуда! –
Заупрямилась царевна.
Тут уж царь ударил гневно
Царским жезлом по крыльцу:
– Что? Перечить мне, отцу!
Эй! Возьмите-ка девицу
И заприте-ка в темницу,
А не справится умом,
В бочку вместе с дураком
Посадить, – и разом в воду!
А для слуг и воеводы
Слово царское – закон.
Увели царевну вон
И в темницу посадили,
А вельможу отрядили
За Емелею вослед.
Тут, уж, хочешь или нет,
Коли вызвался, обманешь,
А к царю его доставишь,
Будь он мёртвый иль живой,
А иначе с головой
Распрощаешься навеки.
Тот велел сложить в карете
Разных сладостей и вин,
Зелье сонное купил
И к утру, светало еле,
Был в деревне, у Емели.
А, уж, там крутил, юлил,
И, когда кормил-поил,
Незаметно всыпал зелье,
А когда уснул Емеля,
То к царю его повёз,
А уж там, без лишних слёз,
Как и был он сонно-пьяный,
В бочку вместе с Несмеяной,
(Знать, ослушалась отца),
Уложили молодца.
Бочку тут же засмолили,
Обручами закрепили
И с крутого бережка
В море кинули дружка.
Долго, коротко ли море
По своей и царской воле
Их носило по волнам
Неизвестно это нам,
Разве Богу, что известно;
Но, в конце концов, над бездной,
Или, скажем, наконец,
Пробудился молодец.
Огляделся:– Мать родная! –
Ничего не понимает, –
Душно, тесно и темно.
– Где я? – Спрашивает он,
А в ответ ему печально
Чей-то голос отвечает:
– Ах, Емеля, милый мой,
Этой ночью нас с тобой
Тайно в бочку посадили,
На крутой утёс вкатили
И пустили по волнам,
Где придётся, видно, нам
Дожидаться смерти верной.
– Ну, а кто ты? – Я царевна, –
Говорит ему она, –
И была б тебе жена,
Но, увы, по царской воле,
Суждено нам сгинуть в море.
– Нет, уж, прежде свистнет рак, –
Говорит в ответ дурак.
И по щучьему веленью,
По Емелину прошенью
Буйный ветер всколыхнул,
Вздыбил пенную волну
Закатил на гребень бочку
И Емелю с царской дочкой
Понесла волна к земле.
Не гореть тому в огне
И не сгинуть в бурном море
Тот, кому иная доля
Уготована судьбой!
А когда морской прибой
Бочку выкинул на берег,
То, поскольку сам Емеля,
К доброй памяти отца
И заботами Творца,
Был силёнкой не обижен,
Он по крышке, что поближе,
(Где у бочки верх, где дно
Тем, кто в бочке, всё одно),
Так, слегка, не то чтоб крепко,
Постучал… оно и в щепки!
Вот и вышел на простор.
Вправо, влево бросил взор, –
Тихо плещет в берег море,
Лес вдали да чисто поле.
– Где же нам Емеля жить, –
Слышит он, – нельзя ль сложить
Пусть не терем, но избушку?
Почесав свою макушку,
– Из чего? – Уже хотел
Он сказать и обомлел,
Обернувшись. Сон ли снится? –
Перед ним стоит девица,
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не описать!
День и ночь, весна и осень,
Солнца свет, созвездий россыпь
В чёрном бархате ночи,
Горы, реки и ручьи,
Шум дубрав и птичьи трели
Изменились для Емели,
Словно спала пелена:
Всё, везде, во всём она!
Правда, так бывает с каждым,
Если встретиться однажды
То, что все зовут любовь.
А царевна вновь и вновь
Обращается к Емеле,
Вереща ему о деле,
Беспрерывно теребя,
Чтобы он пришёл в себя,
И, в конце концов добилась!
Ей такого и не снилось:
Вмиг невидимый творец
Белокаменный дворец
С золотою поднял крышей.
Сад вокруг, в саду же слышно
Птицы дивные поют,
Белки шустрые снуют.
Тут Емеля подал руку
И повёл свою подругу
В этот сказочный дворец…
Тут бы сказке и конец,
Жил бы он да миловался
Да в недобрый час собрался
На охоту грозный царь.
Едет к морю государь,
Глядь, а там, где только волны
День и ночь катились ровно,
Набегая на песок,
Да клонил к земле листок
Буйный ветер в чистом поле,
Возвышается на взморье
Белокаменный дворец!
Царь тяжёлый, как свинец,
Взгляд на слуг своих уставил:
– Что за вор дворец поставил,
Дозволенья не спросясь? –
Слуги верные тотчас
Ко дворцу коней погнали,
Всё, как есть поразузнали
И доносят, что дворец
Здесь поставил молодец,
Что три дня, как в крепкой бочке
Брошен вместе с царской дочкой
В сине море-океан,
Что живёт он с нею там
И царя зовёт-де в гости.
Царь, услышав то, от злости
Задохнулся, захрипел,
Пожелтел, позеленел,…
Но не отдал Богу душу,
А пришёл в себя и тут же
Повелел к утру собрать
Многочисленную рать
И сюда её направить,
Чтоб и камня не оставить, –
Всё разрушить и спалить,
А Емелю изловить
И казнить с царевной вместе
Смертью лютою на месте,
Чтоб забыли на века
Даже имя дурака!
Ох, не тучи на рассвете
Нагоняет буйный ветер,
Не заря огнём горит
И не тёмный бор шумит:
Мрачно блещут в поле латы,
Конский топот, звон булата
Раздаются в тишине, –
То на резвом скакуне
Грозный царь с дружиной скачет.
– Быть беде, – царевна плачет.
А Емеле всё одно:
Что секира, что бревно.
Конный воин или пеший
Будь то царь, хоть чёрт, хоть леший, –
Всё Емеле нипочём!
Ни размахивать мечом,
Ни копьём колоть не надо, –
Прошептал… и будьте рады
Получить его привет, –
У него готов ответ!
И по щучьему веленью,
По Емелину прошенью,
Разгорелся жаркий бой! –
Царь сражался сам с собой!
Вся дружина, сбросив латы,
И оружие куда-то,
Размахалася потом
Друг на дружку кулаком!
Лишь мужик, кого на поле
Царь пригнал своею волей,
Воевать не захотел, –
И в деревне хватит дел.
А зачем война народу?
Ну, понятно, воевода
Распоясал кулаки,
Раздавая тумаки.
Все друг дружке услужили,
И вельможе удружили,
Да и батюшку-царя,
Снявши с доброго коня,
Угостила так дружина,
Что по полю закружила
Пыль столбом от резвых ног,
А за ним вельможа – скок!
И куда они пропали
С той поры, в какие дали
Их от страха занесло
Рассказать никто не смог.
Ну, бежать-то все бы рады,
Да не могут, и пощады
У Емели просит рать,
А просить, не глаз клевать,
Пожалел народ Емеля
И по щучьему веленью
Битва кончилась и рать
Повалилась отдыхать.
Перестало войско биться
И тотчас же из столицы
Повалил и стар и млад,
Все Емелю в стольный град
Призывают царством править.
Ну, Емеля ни лукавить,
Ни куражиться не стал
И на то согласье дал.
Там с деревней распрощался
И с царевной обвенчался,
И, само собой, на пир
Пригласил окрестный мир.
Пир, конечно, был горою:
Пиво, мёд текли рекою!
Кто там ел, а кто там пил,
Я усы лишь обмочил
По Емелиной указке.
А теперь, и этой сказке,
Как и всем, пришёл конец,
Кто дослушал, – молодец!