Москва прихорашивается...
Кряхтит, но подкрашивается.
Бестактный вопрос сам собою напрашивается:
"Послушайте, барышня,
смесь водки и айриша,
конфетки-бараночки, в сауне паришься,
ночами не спишь,
утром бредишь торгами -
в двенадцать на бирже
вся Русь вверх ногами,
до вечера - факсы,
наезды, обломы,
в Лос-Анджелес - "фак ю",
в ТТ - пол-обоймы,
а в двадцать ноль-ноль
рандеву в ста найт клабах,
текила и соль,
и креветки на крабах,
блатные тона,
жесты - паче,
пятно от вина
на "Версаче",
и надо успеть на стриптиз,
но это, пожалуй, каприз, -
скажите мне, миссис Москоу,
своя ли Вы нынче в доску?
И сколько в Вас мозгу бабьего?
Иль Вы уже, мэм, МОСКВАВИЛОН?
Нынче почет трансвеститам.
Да есть ли чему цвести там?
Был шприц, да и тот - одноразовый.
Москва, ты не можешь быть рацио-
нальной, одноканальной,
зомбированной, банальной.
И вот твои тротуары,
и перепады высот,
и барышни, и гусары,
и крупный рогатый скот.
Дворы твои - огороды,
барачное крупноблочье,
хромающих храмов своды,
сирены и ливень ночью.
Ты все-таки крепость русская,
с градусом крена - сорок.
Года как семечки лузгая,
сжигая порочный порох.
На Волге, Дону и Каме
ждут голоса твоего.
Ты носишь под сердцем камень,
но складываешь кусками
срока свои сороками
и ждешь, как всегда...
Кого?
август 1995