«Речь высшего разума, даже непонятная, какими-то семенами падает в чернозём духа и позднее загадочными путями даёт свои всходы»
Велемир Хлебников. О стихах.
Декабрь 1920-1921гг.
Я вышла на подмостки
***
Сцены холод вдохнув,
хризантемой, завитой золотой
на нездешнюю птицу похожей
молчу…
о несовершенстве в целом,
о несуразной душе на сцене
в разливанном море эмоций,
о чувстве вины
перед всеми в партере.
В зале притихшем
незатейливо стая
расплывётся в улыбке,
означенной занавесом театральным.
Белые блики на платье.
Запах слабый
вроде травы мокрой,
как будто вступила ногой босою,
немым вскриком,
птицей в небесах скрытой,
крыльев взмахом,
вздохом тихим
душу вам приоткрою.
***
Где умещается страсть?
Ноги не держат,
кровь забродила,
набрав из искрящихся глаз
антитела нездешнего плотского мира.
Глаза отвожу,
замедляю шаги,
музыка крови оркестру сродни.
Стою, каменею, боюсь зарыдать.
Душа тяжелеет,
сердце стучит.
Вот-вот я умру,
разнесусь на куски.
Ни на что не похожи осколки любви.
***
В зеленой воде
луговой реки
плывут голубые рыбы.
На берегу в песке
топчутся серые цапли.
А в перелеске
кукушку
обуревают чувства:
при таком интересе к счёту
главное не перебрать в обсчёте.
Так бы и жить.
Любить всю округу,
в лужи для поддержания
размноженья подливать
воды,
благодарить светило,
когда оно не прячется
в тучи.
В полнолуние
забывать о размолвках.
***
Оброни на меня слезу,
с сухого листа капнет роса
после холода ночи.
Открой для меня свое сердце.
Захлопнутый клапан
залежалость обид кормит.
Одари богатством натуры,
укрась эту жизнь благодатью.
Вседержащему по плечу
радость простая без боли.
Мы окажемся близкими Богу.
Мы с тобой не сможем расстаться.
***
Как уберечь
средь чувственных разрядов
нежность эту,
озоном проникающую в кожу.
Бризом лёгким,
волной морскою
качает парусник мою мечту.
Как призрак
появляется на горизонте
и пропадает на заре.
Мне не уплыть.
Мне здесь придётся дожидаться
прогулок ранним грустным утром.
В лучах дневных, в тенях лесных
бродить
нездешней нежной нимфой.
***
Воланы и рюши,
юбок расклёши
и распахнутый взгляд
на бал,
проходящий рядом.
Танцы рифмой заряжены.
Я танцую кадриль с менуэтом.
Ритм отстукиваю каблуками.
В пируэте,
в западне своих смыслов
качаюсь в свинговой амплитуде.
В танцах моих нет партнёров.
Маршем мимо они проходят,
искоса смотрят,
боясь испортить свои манёвры.
Пройдут балы.
Тёплой весною
под яблоней старой в цвету
фиолетовостью на зелёном
ковриком развернусь.
Посидите со мной, посидите,
подудите в свою дуду,
ну, а я ничего говорить не буду.
***
На заднике сцены дверь отворилась.
Из зала взлетели мечты во Вселенную,
где Ева с Адамом
в роскоши сада беседу ведут,
а змей-искуситель у ног возлежит.
Наг он, или она одета,
из глаз друг друга нежность лучится,
божится жало правдой змеиной,
небесная жизнь в зал возвратится.
Пьём мы из одного источника
любви невинность
и жизни обман,
но помним миг, тот сладостный миг,
когда нам кажется,
что лучше беседы Евы с Адамом
ничего не может случиться.
Поэзии бегущая строка
***
Младенец мысли,
сошедший с камня,
давно лежащего в забвеньи,
очнувшись, спел
мелодию
из вдохновений Бога.
Выпархивая
из лепета и криков,
нота «до»
в верхах с ветрами заигралась,
«до» нижнее,
спугнув рождавшееся чудо,
задумчиво гудело
прошедшим белым пароходом.
А по реке поверхностно дрожжали
тонюсенькие звоны тишины.
На восходящем солнце
мелкой сыпи брызги
на тёмном фоне вод глубинных
сверкающими волнами
выплёскивали музыки
окрашенные звуки.
Звучащим сгустком,
возникшим ниоткуда,
из всех оттенков цвета
искусство продолжает путь
подростком яростным и дерзким.
***
По краю сумерек
бежит из фильма пёс –
из прожитых ассоциаций,
из видимых, невидимых,
услышанных, неслыханных
житейных домыслов и
происшествий.
Врата открыты.
Несуществующая паства
не ломится,
течёт по линиям,
затягивая в круговорот
по тёмным водам
гладь,
отбрасывающую свет.
Кто видел свой полёт?
А рухнув,
дна достигнув,
остался счастлив?
***
На нашей северной окраине
страницы рвутся.
Воинственность и грусть
летящей птице в голос отдаются.
Парча лохматится, тускнеет блеск.
Среди небес найти созвездие
как приз.
Пусть ночью светится.
Над нашей северной окраиной
сияет свет, другим неведомый.
***
Поэзии бегущая строка,
шампанского искрящегося поза,
в слова завёрнутая кривизна
и пузырьков
стремление
добавить воздуху свободы.
Пурпурный цвет заката
на хризантемах,
отцветающих в саду,
покрылся патиной
насмешливого взгляда.
Сверхзвуковая новизна
десантником без парашюта
бронёй слетает
на серебряные струны.
Любители прекрасного
задумчиво готовятся ко сну.
***
Писать о тонких чувствах
среди ненужности любви.
О засыпаниях блаженных
средь оголтелости постели
под тяжестью бессонной черноты.
Об облаках с кудрявой позолотой
на небе сине-голубом
среди дождя свинцового налёта
в холодном сумеречном дне.
О звоне прозрачных
хрустальных бокалов
средь тусклости стопок
на грубом столе.
Изворотливость слoва поэта
в просторечии –
грубая ложь.
Не сыскать того момента,
той глубинной заковырки,
отсылающих в пустыню
новобранцем с юным пылом.
***
Отпущены средства
на мировые рекорды.
Я сижу наблюдателем.
Бегун, надрывающий мышцы,
рвёт ленту. Ликующим воплем
отмечает победу.
Я толстый роман читаю.
Высказанная мысль плавает в воздухе.
Собственник - каждый.
Добежать не всем удаётся.
***
Открыто мыслить –
повторю,
повторяю.
Меня изучает фраза.
Чего-то не понимаю.
Рядом витает,
налетая на знания,
вдохновенное удивление.
Леностью обволакивать
своё недовольство,
в оболочке замкнуться.
Невысказанное свободно
в клетке забьется,
не вдруг, но думаю –
запоёт.
Составляя миры.
***
Зачем безмолствовать в уединеньи,
не быть собой и пестовать молчанье?
Зачем в душе держать обид каскад
и путать сумраки с зарёю?
Бег времени, растрата духа
и лет прошедших бремя
сухой рекой предчувствия оставят.
Нас обманул сей Божий мир.
Мы не готовы к истине иной.
И к замурованному крику
тех других
присоединяем вопль свой.
***
Сметая крыльями
повседневности спесь,
то ли ангел, то ли бес
в грусть мою погрузился.
Душой взмутнённой
я не божественный сосуд.
Сложатся пальцы неумелостью поздней,
лоб отзовётся бесовским смешком.
Под зовущими небесами,
по суглинку пушистой жарой,
слушая звон, ниоткуда взявшийся,
без дерзновений
двигаюсь к просветлению
нескладной своей душой.
Не покинь меня то,
что так близко подходит.
***
Хорошо быть дурой,
немного пьяной,
чуть-чуть с изъяном,
смотреть с прищуром,
не приседать, гадая,
поймут ли прямо.
В натуре женской желаний много.
Огонь тщеславия горит иль тлеет,
елеем душу согреть готова,
но вдруг бледнею
пред чуждой волей.
Нет смелости
самодостаточно,
с натурою, какая есть,
в другую фазу
бесконтрольно
легко и просто перетечь.
***
Кружится рой
от печки танцующих
идей образующих.
Вырастить сад
не склонявших голов
плодовых деревьев,
цветов экзотических,
пряно-шёлковых трав.
Оловянным солдатиком
на бумажном кораблике
в море житейского прозябанья
флаг бы раскинула
распрекрасного жития.
Я встала бы в очередь
с челобитной бумагою
господу Богу в защиту Отечества.
****
Растительности мудрость
в межклеточной мембране
закладывает буднями
просроченность миров.
Луна и солнце,
звезды и планеты
закладывают мудрость
в меняющийся мир.
Нет мудрости во мне.
Извне она не проникает.
Как трактор ранит поля сердцевину,
так я изранена образованьем.
***
На картине
неизвестной моей жизни
разрисован несбываемый кусок.
Рисунка контур, цветов оттенки,
магии творчества зов,
чтобы кромешностью насладиться,
чтоб снарядиться гулять
от норы до полярной звезды.
Ночью на тёмной воде
за смыканием ряски театра
актрисе,
тенями играющей свет,
«Браво», - кричать,
мрак камышей оживляя.
Чужую память,
жизни веер
жестоким эгоизмом окаймляешь,
но простотой умоешься с утра.
****
Мой улыбчивый
отходчивый нрав –
беспорядкам в миру и в душе
оправдательный приговор в суде,
там, где эти суды происходят.
Но приходят за мною дожди,
оставляя улыбок печальных следы.
Я таращусь на большие листы,
составляя миры,
мне самой иногда непонятные.
Свой светлый храм ищу
***
Заумь приходит из весны,
из темноты зимы прошедшей.
На первый план – ума палата,
где сон течёт из окон и дверей.
На тусклом фоне под прицелом
в канаве я лежу растекшейся и серой.
За облаком глубинный свищ,
туда затягивает страха свист.
Убийством бред и взвыл, и сник.
Опять я распускаю сотканные дни.
Наматывая нитям срок
вильнуть за поворот,
надеясь новый блеск обресть,
отдам налог, чтоб пересечь границу.
***
Обрати взор вовнутрь,
посмотри, огибая душу,
сердце там, с кровью твоею,
сосуды, несущие токи,
железы, пазухи, гланды, проходы
и прочие органы,
создающие тебя как личность.
Позвонки по звонку
раскрывают секрет будущих бед.
Поворот ощущений.
Как осенью
торопится ночная тьма
загнать дневную радость в угол.
Умолкнувшая плоть
Недоуменьем душу наполняет.
Взгляни на солнце
утром на рассвете.
Как гол, забитый под конец игры,
взыграет радость от того,
что просто жив.
***
Начать со смерти
и возвращать себе самой
обжитые кварталы
без груза иллюзий,
без смысла знамений,
с раздачей моментов,
мотивов, событий,
очерченных контуром
ясного разума в полдень.
Подходить к середине пути,
где вызов самой себе
и всему остальному
остался висеть в коридоре
голой лампочкой на шнуре.
Над великой рекой, у обрыва,
отгоняя картинку падения вниз,
мечту в небесах догоняя,
искорёженным деревом зацеплюсь.
Растерять не позволь
всю любовь и любови,
сгустком горячим,
и без ироний,
удивляясь себе,
неопознанной
полечу над землёю,
душу родственную ища.
***
Воздух набух облаками,
камни росой, травинки водой.
Я набираюсь светила лучами,
уплывающими за горизонт.
Вечер приносит тоску
из заросшего чертополохом поля.
Коростель надрывается песней
простотою пропойца.
Запахи картофельной шелухи,
приставшей к железу,
наводят мосты
через пути
к старенькому вокзалу.
С будкой смотритель сросшийся
ни на что не смотрит.
Сколько мыслей везут поезда?
Почему радости мало?
Может это цена за потери,
что судьба обойти помогала?
***
Жизнь
фольклёром цветёт
в холодном пространстве
бездонном,
где в буреломе
принц лучезарный
для внутреннего обогрева
самозабвенно
рубит дрова.
Сны
шизеют огнем в печи.
Стук топора
ритмикой Калахари
пустынно жарит.
В ночи
чернеющих пустот,
калачиком свернувшись,
неистовство
и грусть соединив,
закрутишь нерв в верха.
А над трубой печной,
о женщина,
зависнет облако.
Ему не оторваться
от теплых струй,
бездумно уносящих
замыслов тайны.
***
В небесном беспределе
в елее тёмном,
по звёздному пунктиру
свой светлый храм ищу.
Сизифным камнепадом
отчаянно нечаянно
летят надежд идеи.
Мостить ли мостовую,
построить пирамиду?
Недорогого стоит проектов мишура.
Колдуньей неразгаданной
застыженно застуженно
луна легко выуживает душу.
По дребезжащим тропам,
как заяц вдруг в родных полях
понять не может, куда скакать?
Так я
из чистой воли
ищу свою дорогу,
свой белый храм,
свою судьбу.
***
В душе моей
сопротивленье
летящим мыслям, обману чувств
преображается в восторге
из слов любимых, неровных строк
в мир
чувственный и зримый.
Прямой стрелой пронзительного взгляда
сражаю наповал
бумажно-тряпочного ряда
фальшивый строй.
Стучится в дверь
кто мимо проходил.
За дверью ведь не тот
кто в сновиденья входит.
Часы частят, и дверь я не открою.
Само собой
одной
не сотворить беседу.
Но в безграничности лихой
есть радостное чудо –
в воображеньи завершать
несовершенство жизни.
Конечно же о любви…
***
Волшебство аналогий,
космоса наважденье.
Быстрее помыслов,
незнаньем упиваясь,
раскинув руки,
лететь в объятья Бога.
За веком век
стоим мы у порога.
И смерть, и жизнь
нам не понять.
***
Туман в июле
не ползёт с низин.
Он падает с небес
дождём бесцветно-сизым.
Кусты укутаны,
верхушки чуть видны,
как взлет души,
начав,
не в силах оторваться от земли.
Причудливостью тихой
любви душа
то оживёт,
то пропадёт с радара тела.
Бесплотной сущностью
иль выпавшей в осадок ипостатью
неясность
обретает очертанья,
вступает в диалог.
Оттачивая зрение и слух,
проводишь сквозь себя,
предчувствуешь событья.
И из того, чего не может быть,
является реальность.
****
На засеянном поле
журавлей серых стая.
Головы с клювами
в землю опущены.
Не оторваться от вкусной еды.
Согнанные,
с криками неудачи
перистых облаков линию закругляли.
В сизом тумане с ними летали
тени женских фантазий.
Прощай, особа,
приближённая к литературе.
Как мифологические героини
ты современность будешь удивлять.
***
Пустыня.
Пустошь.
Пустота.
Танцующие строфы.
Строка одна, прозрачностью души,
всё вслушивается, вслушивается
в тишину,
шуршащую волненьем.
В миру земного ритма
во всеобъемлющей любви,
улавливая музыку молчанья,
свивающая хоровод,
над головой воспряла руки,
раскрыты узкие ладони,
постукиваньем стоп,
движеньем бедер,
гармонию ловя,
воображение томительно
приобретает форму.
Мистерия неокончаемого танца
бессмертного стихосложенья
в пространстве неком.
***
Мираж воображения – любовь –
упрёком чертится в реальность.
Нелепость возопит
безумно-красным цветом
в пространстве,
где любви сердца
от жажды погибают.
В пустыне выпал снег.
Падение с высот холодных
наклоном горизонта
торопит близостью
миг откровенья.
Не выкрикнуть душе
в телесной оболочке
о зыбкости границ песчаных линий.
Виднелось это в зеркалах,
смотрясь в которые
заканчиваешь жизнь
ещё до смерти.
***
Каковы помыслов крылья?
как пролетает мысль,
ловишь?
Как угадать запрятанную ложь,
выдавить правду,
расчесывая волосы на ночь?
Не слышит ухо, не видит глаз,
ткётся коврик
с закрученным узором
на сон
с нанизанным остатком дня.
Что-то совсем близко,
волнение в спокойной
чаше собранных иллюзий.
Резкостью люстры,
зажженной внезапно,
каскадом слетают
оттенки того,
что плелось из вибраций,
что лилось из гаснувших красок.
***
Простор
необозримый, необъяснимый.
Шепчутся ночью камни и травы.
С деревьями тучки,
меняются фразами,
не означающими ничего.
Но нежность меж ними
густеет туманом и
плавно уходит за горизонт.
Удивлённые птицы
вдруг запоют голосами,
не свойственными этим местам.
Не о природе всё это,
конечно же о любви.
Я жива.
***
«Псов гончих»
шатёр раскинут.
Звёзд стадо полётом бредит.
Побыть бы пастухом небесным,
высокое искусство познавать.
По краю горизонта
закат змеёю алой
вползает в темноту,
где сердца частый стук
о зелье истины тоскует.
Кидалась жизнь
за счастьем слишком часто.
Высокого искусства пламя билось,
и диким ветром кутался
мой дом.
Летите Псы небесной масти
и разрушайте миражи.
****
На любимом болоте
крупная клюква алеет.
Русскую ягоду
каплей сиропа французского ублажаю.
В чувствительном волненьи,
в загадке амбры,
расслабленность и нежность
позы страсти воссоединяют.
На чёрном креме белый парус.
Цветущий ирис гипнотически пахнет.
Душа разморилась,
разочаровано сердце,
тело дверью внезапно хлопнет.
В свежем запахе табачного дыма
я одна разбираюсь в жизни.
***
С восторгом смотрю на сорняк,
пробивший асфальт своей простотою.
А звонкая трель
из отверстия в небе
с весны не дает покоя.
Если хочется жить веселей,
выпей воды родниковой
и узнаешь себя
на пиру в доме Левия,
где Христос напоил вином
из мечты
всех, кто этого жаждал.
***
Вода, застывшая
в глубинном образе тогда,
когда была живая,
не одинакова,
но узнаваема всегда.
Случайность тонкой линией
судьбы
однажды
в океан вольётся.
Не усомнись в себе.
Ты там плыла,
и завершая чудеса,
из озера предчувствий
ты воскрешала самоё себя.
***
Сколько слов произнести,
рассказывая о себе,
раскрывая свою суть в недомолвках.
Жёлтый цветок в дожде
сквозь стекло –
источник огня
для тёплой мысли.
Пролетающей птице
несколько слов –
она услышит.
Поймет ли облако
к нему обращённые мысли?
Во мне достаточно влаги,
чтобы сродни ему быть.
Нежностью обволакиваясь,
хранилась любовь
в недомолвках.
***
Поднимаясь с постели,
с удивлением сны вспоминаю.
Первая фаза быстрого сна:
айсберг на берег острым углом,
в тёплой воде утопая,
рану с причудливым краем роняет.
Земля осыпается,
забирая с собой
всё прекрасное что ощущаешь.
Ум предсказать не решаясь,
толкает вперед,
новизна привлекает,
страх животный тащит назад.
Просыпаюсь в тоске звенящей.
Утешенье
приходит во сне втором.
Я - айсберг сама.
над поверхностью вод
моя участь плывет,
отраженьем любуясь.
***
Прямоугольники заезжанных дорог.
Столбов перпендикуляры.
Холод стандарта домов.
Солнце софитом в пустоты глядит.
Постановочным актом продолжится пьеса.
Кутаюсь в шаль, жалею себя.
Грея ладони о чашку с едой,
снегурочку вспоминая,
теплообмен с любовью смешав,
меняю пейзаж ворожбою.
Провалы, обвалы, хаос вокруг.
Пекло, и в трещинах твердь.
Стеклянное пламя навылет в глаза.
Нового нет ничего, так говорят.
Новость одна: я жива.
Линия судьбы
***
Душа прилепилась
ласточкой к дому.
Жгучие стебли мохнатой крапивы
иглами ставят тавро ностальгии.
Сцепив себе панцырь
скелетом наружу,
храня свою сущность
созревшим вином,
время пришло
разливать по бокалам,
время бесед
за дубовым столом.
***
Ты книгу в руки берёшь,
кожей чувствуя радость.
По страницам мысли летят,
ты, листая, охотником бродишь.
Заглавные буквы возносят строку,
носителем ритма строфа выступает.
Знаком любым –
чёрным зрачком –
увлекает взаимность.
Приходит вдохновение.
Откуда?
Не купидон – прелестный мальчик,
не с лирой дева с острова на море.
Над головой проносятся мгновенья,
иные медлят, кутаясь туманом,
обман ложится тенью на чело,
взлетают выдумки фонтаном.
Кружащие цепочками значки
и вымысел, и тайну охраняют.
В руках твоих –
не что-нибудь –
сердец не остывающая лава.
***
Смахнув печали со стола,
плеснув в стакан
слезу перегоняемого злака,
в деталях множась,
шатаясь по полям воображений,
раздольем упиваясь,
на дележе умов в литературе,
куда как хорошо
открыть в себе
нетронутый подвал,
где залежи и закрома,
всех мыслящих textus’ов.
***
Шаман, испивши колдовства,
ведя мотив
наджизненного транса,
душе позволит угадать,
развязывая связей узел,
полёта миг,
вкус бед грядущих
и радостей отраву.
Прорыв к небесной ипостаси
оставил тело без души.
Безмолвие провала.
Было ль право
славить суть свою
и в бездне выловить судьбу?
Сомнением заполнен ум.
Оскомина не исчезает с губ.
***
Над крыльями
бескрайность
приземленьем
ранним ранит.
Мир дольний стягивает кожу.
Душе – простора жгучее творенье –
не удержать скорёженную форму.
Искрит желание понять
все тайны мирозданья.
Затягивая бесконечно
падение – парение,
душа окутывает тайной
то что познанью поддалось.
***
Перед стеклами переплётов
красота промелькнула
пролётом
с малиновой грудкой птички.
Полёт отставшего пера
частичкой облаков казался
и медлил исчезать, взлетая.
Так Запад и Восток
в одном потоке
соединить не могут
стихии смысл.
Мы корчимся в избытках красоты
и призваны уравновесить души,
но предадим свою судьбу,
коль совпадут
и левая, и правая ладони.
***
В проёме узком,
в отраженьи,
не узнанным своим лицом,
улыбкой странной,
преображая зренья угол,
голодный ум разыскивает узел
несчастий прошлых, будущих побед.
Не торопясь подбить итоги,
продолжим линию судьбы,
оборванную запястьем на ладони.