Вместо эпиграфа:
*“dada est sans sens”
*«Нужно сначала позволить расти формам, краскам, словам, звукам, а затем их объяснить» (Ганс Арп)
Предисловие
«Я сочиняю до чересчур,
Слова терзаю, как кот парчу,
Корчуя текст с задором - таков мой норов.
Я шквалю строчками взад-вперёд,
Я жду, что звукопись "заберёт",
Изменит ритм, наполнив мотивом новым.
Согну слова в падежах, как жесть,
Сложу все пазлы, чтоб вновь «отжечь»,
Разбавлю речь простым суррогатом "школы".
Гоняю буквы вперёд-назад,
Где ритм и рифма, как два ножа,
Пускают кровь в стоЯщий по центру жёлоб.
И наконец, перебрав словарь,
Поймав за ухо шальную тварь,
Отмечу, что доволен таким исходом.
Я назову его, чтоб «зажгло»,
Сплетая имя морским узлом,
Как я хотел, в катренах с секретным кодом.
Свобода воздуха пустякам!
Я подарю эту жизнь стихам.
И буду петь тебе, такова природа.
Вложу во фразы двойное дно.
Мне в тайну смысла войти дано.
Я в глубине, нисколько не зная брода» (Андрей Головин)
Фигура первая.
"Сон сеньоры Zа"
О, я хорошо помню этот «обмен верительными сборниками» на «Владе Павловском» в Питере в 2009г. Андрей дал мне свою книжку со словами «Тебе не всё понравится», я дала ему свою книжку со словами «Тебе тоже не всё понравится», и мы глянули друг на друга едко.
По дороге в Москву я открыла его сборник, как настоящая женщина, с конца, т.е. на стр.384, прочитала «послесловие», озадачилась и сборник закрыла.
Через день открыла наугад, это оказались стр.272-273, я честно прочитала до слов «не ешь колбасы, а то жопа порвёт трусы», и сборничек снова захлопнула. Через неделю снова открыла, уже с самого начала, внимательно прочла предисловие, перечитала раза три, вспомнила фразу из анекдота «Оно, конечно, что касательно - то относительно, и никогда не было так, чтобы что-нибудь и было, а случись что - вот оно тебе и пожалуйста!», прочла стих-е «Мания» на стр.9, после чего закрыла сборник уже надолго.
Но любопытство коварная вещь, и через несколько месяцев я снова открыла Андрея Головина, и теперь «поздно пить боржоми», потому что уже полюбились и стихи, и отдельные строки, и всякие словечки-фишечки-фенечки-приёмчики.
Вероятно, автор, заказывая это стихотворение на рецензирование, думал-ожидал, что я стану писать рецензию? Вообще-то, вполне было бы логично. Но странно было бы ждать чего-то логичного, во-первых – от этого автора, во-вторых – от меня, не так ли? Возможно, я бы и написала именно рецензию на такие стихи Андрея Головина, как «Последние залпы», «Присутствие слепого зрителя» или на что-то другое. Но рецензировать нечто, переливающееся из постмодерна в сюрреализм через… (сейчас… кэ-э-эк скажу!…) «лексико-фонетико-эротический» символизм?! Увольте, «я на такое пойтить не могу». И не то что «рука не поднимается», как раз очень даже поднимается, просто от некоторых стихов Андрея Головина так много всего поднимается, что не очень понятно, чем из всего этого откликнувшегося рецензии писать…
…и – «Наивная дева, в купальнике цвета алоэ,
Слонялась по скалам, обняв молодого коала.
Креол Оцеола её провожал на каноэ,
Лимонное солнце фигуру его целовало»
«Сон сеньоры Za» - из этой «оперы-палитры». Хотя и сюжет в нём есть вполне балладный, этот стих – фонетико-акробатический этюд, и его звучание обволакивает и гипнотизирует, все эти перетекания оэ, ео, оа в первом катрене, сливающиеся в одно целое в слове «цЕлОвАлО». И – ах! - слушаешь, вслушиваешься, и мерещится что-то типа
«А качнетесь Вы к выси,
где мигающий бисер,
Вы постигнете тайну:
вечной жизни процесс.
И мечты-сюрпризерки
Над качалкой грезёрки
Воплотятся в капризный,
но бессмертный эксцесс!»
Эти стихи бесполезно читать и обдумывать. Во многих стихах Андрея бесполезно искать смысл в общепринятом, бытовом значении этого слова.
Да и зачем его искать? Разве в стихах смысл обязателен? Вовсе нет.
Есть стихи, которые по сути своей – акты. На них нужно – реагировать, отзываться, «Так вслушиваются (в исток вслушивается - устье). Так внюхиваются в цветок» (М.Ц.) -
…и – «Испанский корабль в волнах, как цейлонская чайка,
Качался в лагуне, царапая килем кораллы,
Наивная дева грустила, а море, скучая,
Лазурные брызги горстями бросало на скалы»
Собственно, и стихи-то эти для того и писались, чтобы – поднималось, переливалось, искрилось, играло, бурлило, пенилось, слушалось, грезилось, колыхалось, трепетало и обнажалось, - т.е. отзывалось.
««Сигару и чаю», – зевнул капитан ягуарно,
Пунцовые губы целуйно коснулись пиалы,
На розовой шкуре заплаты белели загаром,
А ржавые зубы торчали острее кинжалов.
«Поймать её!», - выстрелил рот в гущу бубликов дымных.
Шесть пьяных чертей унеслись по вскипающей пене.
Наивная дева цвела обольстительно дынно
И дыбилась шерсть флибустьеров от нежного пенья».
Это стих-перформанс и стих-экзерсис, стих – клип, в котором сменяются неоново-красочные картинки романтического мира-фэнтези, и реальность этого мира оказывается плодом фантазии, а нереальность – символом реальности.
«Чудесная дива, как птица, взлетела с обрыва.
Ленивые волны сомкнулись над ней по-акульи,
Нырнул Оцеола за ней мускулистою рыбой.
И плющила злость капитанские хищные скулы».
Есть стихи – как духи (с начальной нотой, нотой сердца и шлейфом).
«Сон сеньоры Za» – стих-танец.
«На фоне заката атолл, как горящая астра.
Дельфины, резвясь, суматошно гоняют по кругу.
Большой попугай, распалясь, по-испански, - «Пиастры!», -
Хрипит о любви. Оцеола лобзает подругу» (А.Головин)
«Это было у моря, где волна бирюзова».
Аргентинское танго с австралийским акцентом!
Лизэ-милазэ-кзи-кзи-кзэо)))
Продолжение следует…
Ваша ЕК