Моя мать под испанским ходила седлом,
Андалузской уздечкой звеня.
А отец знойных прерий прослыл королём,
С диким ветром сдружив и меня.
Они встретились там, где кровавый закат
На изрытую землю стекал,
И у ног кобылицы поверженный гранд
Беспробудным навеки лежал.
На тоскливое ржанье откликнулся дол,
И лавиной пролился табун.
Мощный конь вороной его царственно вёл,
Трав касаясь едва, словно струн...
Он увёл её в радужно-свежий рассвет
И в быстринах речных искупал.
И сорвав, наконец, с неё прошлого след,
Он в любви с ней, как в море пропал...
Мой могучий отец грыз зубами волков,
Ни огня не боялся, ни тьмы.
Он копытом дробил черепа чужаков
Посреди боевой кутерьмы...
Но... настал чёрный день вольной жизни моей.
Наш табун взяли люди в кольцо.
Неуёмное пламя отцовских очей
Погасили горячим свинцом!
Мы рванулись вперёд, но взметнулось лассо,
Перерезав к свободе мой путь.
Мою шею согнуло, свело в колесо,
И казалось, уже не вздохнуть...
Режут шпоры бока, болью сдавлен висок,
Плеть атласный уродует круп.
Моя ярость летит на горячий песок
Алой пеной с разорванных губ...
Я затих, я молчу и поко`рен на вид.
«Успокойтесь, я больше не злюсь!»
Только дно моих тёмных зрачков затаит
Искры гнева и нежную грусть.
После долгих дорог, после тяжких трудов,
Я в проклятое стойло вхожу.
И ночами не сплю я от дум-оводов.
И на звёзды с тоскою гляжу.
«Слушай, ветер степной, моей вольности друг!
Струи рек, что ласкали меня!
Дайте сил разорвать этот тягостный круг,
Что арканом придушит коня!»
...И пришёл этот день, этот час, этот миг!
Я дождался, я вытерпел, смог!
Словно бешеный зверь уходил я от них,
Не жалея израненных ног!
И бросала гроза им на головы гром,
Блеском молний падучих слепя!
И своим непроглядным аспидным крылом
Эта ночь укрывала меня...
В новой чистой заре я счастли`во затих.
Снова жизнь наполняла меня!
И на мой торжествующий радостный крик
Отозвалась из прерий родня!