О, горе-поводырь,
глаза не при таланте,
Что посох у певца
смирения и тьмы.
Его вина - волдырь
на почернелой пяте,
Да голод, что взялся
за мех чужой сумы.
За волосы! Он - вор!
Тащи сухого леса!
К огню его! И - плоть,
палёная огнём,
Палёная живьём,
калёная железом,
Учёная в миру,
что праведнее - он.
Нам, зрячим - адов страх
всевиденья, всезренья,
Нам,слышащим поток
серебряный в горсти,
Забывшим о слезах
воскресновсепрощенья,
Вседышащих в церквях:
Нас, Господи, прости!
Затем лишь глаз оклад, -
чтоб жечь чужие очи?
Затем востёр топор, -
чтоб головы рубить,
Карая всех подряд,
виновных и не очень,
Что - Высший приговор:
Упавшего - любить?
Лишь праведный судья -
обманутое сердце,
Проросшее из ран,
прозревшее из мук,
На чашу бытия
кладёт чужое детство,
Что примет дар любви
из неослепших рук.