Длится, длится зима, и опять безнадежно убитым
притворяется время, но всё же с ним что-то не так.
Жизнь ещё обернется каким-то несбыточным бытом.
Обернётся ещё. А пока нищета, нищета
несусветной тщеты. Но и та всё уступчивей, робче,
словно чует подвох, словно знает: чужая она.
Только ветер в ударе, божественный чернорабочий –
роет ямы воздушные, шепчет врасплох имена
птицы, камня, пылинки… и что-то невнятное дальше,
что-то слишком далёкое, слишком лукавое, но
притерпеться бы к счастью, которым давно обладаешь.
Остальное – тщета, остальное постичь не дано.
Вот и пробуешь жить чуть подробнее, пристальней, проще,
пьёшь и с мартом братаешься, слушаешь благостный трёп
шебутных воробьев, обнимаешься с ветром, на ощупь
приближаясь к развязке, и замертво рухнув в сугроб,
поднимаешься снова, не ведая срока и века.
Город, светом исколотый, сам на себя не похож.
Знать бы, что впереди? но по данным грачиной разведки
всё решает мгновенье, которым теперь и живешь.