Фантастическая новелла.
После очередной «режиссерской» ночи Джулии, Тим Стоун, как обычно, накупавшись до устали и дрожжи в спасительных водах озера, вдруг с каким то харизматическим желанием уселся за печатную машинку. Ведь это не было чистым светлым вдохновением, это было, пожалуй, наоборот желание в работе обрести хоть какое то отдохновение для души.
И вот дымя сигаретой, и отпивая мелкими глотками крепкий кофе, Коул философски обдумывая, то о чем собирался писать, старался не замечать Джулии, что несколько раз проплыла из комнаты на кухню и обратно.
Третий день ее неразлучного пребывания с ним в этом замкнутом пространстве, вконец притомили Тим Стоуна и Джулия, видя что он не обращает на нее никакого внимания сделала вид что куда-то собирается, и наконец, демонстративно с перестуком каблучков направилась к выходу.
- И надолго !? –формально бросил он ей след реплику, как и взгляд на ее упругие бедра чуть прикрытые короткой юбочкой.
- Навсегда! – кокетливо с вызовом обернулась Джулия – раз ты предпочел, печатную тарахтелку! Но потом, вечером… - Джулия погрозила пальчиком - кое - что в свою очередь предпочтет и Джулия!
- И что же она предпочтет?
- Сеновал с неким Тим Стоуном! Чао!
- Н-да… ну и штучка! Такую словом проймешь, – мысленно отметил Тим Стоун и впечатал в новый лист первое слово – «Ш т у ч к а».
Рассказ напечатался быстро, почти в один прием, и второй экземпляр, слегка подправленный, и доработанный на чистовую, был к вечеру уже готов. И поскольку, Джулия еще отсутствовала в своем «где–то», Тим, и сам отправился «поотсутствовать», но вовсе не в ожидании Джулии. И если бы она не появилась под вечер и вовсе, он был бы этому даже рад, предпочтя ей, тихий графоманский вечер в одиночестве.
Обойдя по всему периметру озеро, он вышел через рощу к тропинке ведущей к дому с другой стороны и, спускаясь с пригорка, вскоре заметил собиравшую полевые цветы девушку в сиреневом платье.
- Интересное дело… – подумал Тим, и, убыстряя шаг, нагнал ее не далеко от беседки.- Челли! – окликнул он с легкой иронией - Тебе что… уже надоело быть Джулией!?
- Нет Тим, это она тебе надоела – парировала та, обернувшись к Тим Стоуну.
- Мари!?
- Да, это я Тим…- взглянув в глаза Тима, так как это делала настоящая Мари осознававшая свою безраздельную власть над чувствами Тим Стоуна, молодая женщина словно испытывала на нем силу своих чар.
- Но ведь ты не Мари…- поневоле чувственно, уплывая в карие омуты ее глаз, Тим уже почти не сопротивлялся этому реально не ренальному наваждению, которое еще больше очаровало его знакомыми обертонами голоса.
- Отнеси меня в дом, Тим …- неожиданно с томной нежностью повелительницы, она приникла к нему, и Тим Стоун обуреваемый в волнении противоречивыми чувствами, как во сне подхватил ее на руки.
Воскресшая чувственная эйфория, захлестнувшая сердце Тим Стоуна, ослепила его и затуманила разум, и лишь где-то в глубине в нем изнывала душа знавшая настоящее чувство и познавшая горечь без ответной любви. Но в те первые дни, что он провел в уединении с Мари, он словно не слышал самого себя, и ни что не беспокоило его в его упоении нежностью молодой и как казалось любимой женщины.
И когда с него схлынули чувственные флюиды и флюиды давней психологической ностальгии, как и дурманы обманно осязаемых грез, Тим Стоун, словно проснувшись, явственно увидел фальшивую поддельность Любви. Той Любви, что может быть только в настоящей реальной жизни, а не в этом искусственном уединении с реально – нереальным образом любимой женщины. Осознание всего этого сумасшествия первых дней и морально физическая усталость ввергли Тим Стоуна в состояние хандры, где приглушились все нюансы позитивного восприятия жизни. И более ни чем не прикрытая фальшивая искусственность отношений, с такой же искусственно поддельной Мари, стали раздражать Тим Стоуна, порой даже в простых мелочах. И как ни старалась мнимая Мари воздействовать на него силами своих чар, и как не старался и сам Тим Стоун отнестись философски к сложившимся обстоятельствам, как к факту единственно возможному в данных условиях, на него все более давило осознание бессмысленности этого искусственного бытия в обществе Мари.
И концу третей недели, все чаще уединяясь от Мари, в бесцельных блужданиях в окрестностях озера и дома, или просто отгораживаясь от общения, он часами и порой в пустую просиживал за печатной машинкой. И если, что - то и печатал в действительности, то в основном все выходило, как то бесцветно и так же скучно, как и тянулись эти последние дни, где даже бессменно солнечная погода казалась Тим Стоуну, как черно-белый фотоснимок.
И однажды не выдержав и этого дневного однообразия, Тим первым нарушил затянувшееся молчание:
- Послушай Мари, мне уже порядком надоела эта вечно длящаяся солнечная весна! Может дождичком, в настроение… А?!
Оторвавшись от чтения пропечатанного Тим Стоуном текста, Мари сидевшая за столом напротив, молча пожала плечами, как бы не понимая то, что он имел ввиду. Раздосадованный, как всегда ее молчанием на такие вопросы, Тим выждал еще пару минут и отодвинув в сторону печатную машинку, достал из стола недопитую бутылку виски, и допив прямо из горлышка выкинул в открытое окно. Мари молчала, и как показалось Тим Стоуну просто дела вид, что читает, только что отпечатанное.
- Да хватит, читать эту чепуху! – вдруг вспылил он, и, вырвав из рук Мари листы текста, скомкал, выбросив следом за допитой бутылкой.
- Зачем ты так, Тим!?
- Нет, это зачем ты… Тебе еще не надоело притворяться моей Мари!? Ну что молчишь!? И вообще, откуда ты до тонкостей узнала о настоящей Мари!?
- Через тебя… - неожиданно призналась мнимая Мари – и через… то есть я тогда ошиблась думая, что Челли, и есть твоя безответная любовь. А разве ты не желал ответной Любви… Тим!? И вот я с тобой… Ну, что тебя так угнетает!? Разве это местечко не рай для двоих!? И разве я во всем не Мари!?
- Да будь ты хоть в сто раз лучше Мари! Ты все же не она! И я, не знаю, кто ты. И неужели ты не понимаешь, что внешность, это слишком грубая материя для Любви!? Для чувства именно Любви, а не чувственных ощущений. Любовь - это ведь гораздо большее… Так вот Мари, для той настоящей Мари я ничего не значил. Но это не мешало моей любви к ней, пусть даже и безответной. Потому как в моем сердце жил образ Мари, тот светлый образ, который она отвергла вместе с моею любовью…
И поверь этот светлый образ он со мной, потому что это и та весна и я в той нашей возможной, но не сбывшейся любви… А сама Мари… Для меня ее больше нет! Потому что вместо нее реальной, в моем сердце образовалась пустота…
- Выходит, я как Мари больше, для тебя ничего не значу!?
- Ты!? Ну почему же… - достав вторую бутылку Тим налил себе полный стакан… - ты сама же сказала, что ты Галатея… И выходит ты, есть скульптурное изваяние во плоти той Мари что отвергла мое чувство…понимаешь!? Ты только слепок Мари во плоти, и не более того. Так может, поддержишь мой тост!?
Тост!?
Да, тост. Как за некое воплощение идеальной пустоты!
Войдя в кабинет Мак Кэйта, Тим Джексон привычно уселся на предложенное Мари кресло. Мак Кйэн, как хозяин положения стоял у окна, и, не оборачиваясь, чадил своей сигарой. Он даже не обернулся к вошедшему Джексону, лишь молча кивнул головой в знак приветствия, и так же, не оборачиваясь, бросил первую фразу.
- Джексон, что за философскую чепуху, ты понес в новом тексте!?
- Разве!? Вы ведь, кажется мне сами предложили вставить в сценарий образ молодой женщины, который бы сыграла Мари…
- Но разве речь шла о какой-то замороченной Любви!? - повернувшись к Джексону Мак Кэйт – ткнул узловатым пальцем в текст сценария, – здесь не должно быть ни какой философии любви! Только страсти ! Ты что думаешь Любовь это нечто реальное!? Это только фетиш, фантом, стремление полов, где соитие есть суть, есть цель и итог всех ухищрений! Желание - вот что движет мужчину и женщину! И потому только страсти, страсти и страсти! Даю неделю на исправление текста, Джексон. И не дня больше!
…………………………Продолжение в восьмой части