В самом центре Мухосранска, в захиревшем Зоопарке
для курящих крокодилов и животных странной масти,
бывших жителей колоний,
происшествие случилось: свет сначала отключили,
а потом ордой татарской набежали пионеры,
стали свинчивать решётки,
резать провода и клетки — всё, что было из металла,
разобрали на запчасти.
Даже с вывески содрали первые три буквы «ЗОО»,
заявив, что триста парков в Мухосранске им не надо,
всё равно засрут-изгадят,
а металл послужит людям и примерным пионерам,
потому как из железок можно сделать очень много
всяких гаджетов полезных,
молотков и мясорубок, а животных — по теплушкам
и в Бобруйск на поселенье...
Лев от скаутства такого обалдел, но, как увидел
пионера с ледорубом, сейф громящего в конторе,
хвост поджав, бежал, как Троцкий.
Толстый пингвин — ушлый типчик с погонялом В. Утёсов —
что-то жирное припрятал: видно, задницей почуял,
что обед не скоро будет
и, придерживая яйца между хилыми ногами,
скрылся в южном направленьи.
Лишь носатый буревестник беспилотным аппаратом
нарезал круги над парком, не рискуя опускаться,
и дристал на пионеров.
Дело — дрянь! Содом с каморрой! Пионеры озверели
и запахло керосином. Звери в панике стояли
у пруда с табличкой «Гена»,
обсуждая план побега из столыпинских вагонов,
коль дойдёт до депортаций.
И тогда из старой будки вышел грозный аллигатор,
френч поправил цвета хаки и, набив большую трубку
стыренной «Герцеговиной»,
прикурил её неспешно, правый глаз слегка прищуря,
и к собранью обратился: «Братья! Сёстры! Чебурашки!
Злые карлики напали
подло, без предупрежденья, и грозят нам неизбежной
высылкой из Мухосранска.
Эти внуки Папы Карло, хунвейбины-марксиане,
посягнули на святое — на решётки и ограды,
что нас всех оберегали
от тлетворного влиянья и ученья Че Гевары», —
тут он зырк на Чебурашку. Тот едва не подавился
марокканским апельсином,
но, собрав всю силу воли, не поддался искушенью
взять и сдаться пионерам.
«Приступаем к обороне. Чур, я буду генералом», —
Гена медленно прошёлся, весь в дыму «Герцеговины». —
«Наше дело — право-лево,
то есть через пень-колоду шагом-марш, солома-сено,
и ни болтика, ни пяди, ни единой железяки
этим юным металлистам
не достанется без боя или без сопротивленья.
Парк останется за нами.
Тот же, кто позорно дрогнет и оставит поле брани», —
снова зырк на Чебурашку. — «Тот лишится апельсинов
на ближайших две недели,
будет спать в картонной таре возле парковой помойки,
будет зваться Чмо-с-Ушами, отделять от мух котлеты,
вобщем, будет закошмарен...
Впрочем, я погорячился — мы же все-таки не звери —
просто уши вырвать гаду!»
Вот на том и порешили: всех крылатых по приказу
записали в эскадрилью, чтоб кидать вонючих скунсов
в пионерские отряды;
из ежей и дикобразов накрутили заграждений,
три коалы и ленивец подрядились в диверсанты;
Чебурашке приказали
развернуть пошире уши, дали ящик апельсинов
и назначили радаром...
«Тридцать восемь попугаев будут, как сигнал к атаке» —
Гена выбил пепел с трубки на локаторы радара. —
«Ну, за дело, падаваны.
Да пребудет с нами сила, когти, зубы и удача!
Мы покажем спиногрызам силу фауны. Замочим
этих рейдеров в сортире.
Пленных брать не стоит даже — это лишние расходы —
дать пинка и пусть канают.»
И взлетели попугаи! Мухосранск страшнее битвы
не видал ни до, ни после: львы, орлы и куропатки,
рыбы, пауки и гуси,
и рогатые олени разом ринулись в атаку,
воя, хрюкая и лая, всё сметая по дороге.
Только гордый буревестник всё кружил, не опускаясь,
и дристал на всех, кто снизу.
Старожилы Мухосранска до сих пор впадают в ступор,
вспомнив, как по зоопарку, весь обляпанный помётом,
броненосец полз Потёмкинъ;
нос его, бронёй покрытый, издавал такие звуки,
что, от ужаса бледнея, разбегались пионеры,
бросив галстуки и горны
и клялись ужасной клятвой, честной-честной-пионерской,
записаться в пацифисты.
Враг бежал, позорно хныча, расплескав по парку сопли,
растеряв при отступленье весь металл и барабаны,
даже пионервожатых.
Вот она минута славы! Наслаждение победой!
Смех, рыданья — это звери над соперником смеются
и от радости рыдают:
ни одной большой потери, только лишь радар сломался —
подавился апельсином.
Тут же всем по разнарядке был двойной паёк назначен;
Гене, другу всей природы, за заслуги в обороне
принесли коньяк «Кутузов»,
в будке дыры залатали и повесили табличку
«Гений», но — посовещавшись — снизу, так, чтоб было видно,
приписали «Мухосранский».
Чебурашке, как герою, выдали блестящий орден —
новую пивную пробку.
И с тех пор опять всё тихо стало в славном Мухосранске.
В зоопарк приходят люди: дети, тётки в шапокляках,
продавцы арбузов, даже
кандидат зашёл однажды, поразбрасывал листовки,
в мегафон орал весь вечер, предлагал большие бабки —
вобщем, вёл себя по-свински.
Только юным пионерам в зоопарк проход заказан,
потому что заслужили!