Войны раскаты отгремели,
Послевоенные года
Покоем праздничным шумели,
Катились сказкою тогда
Но неспокоен мир, казалось,
И в будни мирные слышны,
Сквозь всю военную усталость
Раскаты ядерной войны
Тогда мы жили в Сортавала,
На бывших финских берегах,
Не знатных воинскою славой,
Но от границы в трёх шагах
И выживали огородом,
Что находился близ двора,
Шла неизбежно, год за годом,
Послевоенная пора
Хорошего тут было мало,
Но жили лучше деревень,
Нам государство выдавало
По триста граммов хлеба в день
Отец ещё рыбачил летом,
Зимой капканами ловил
Ондатру, и с трудом при этом
Концы бюджетные сводил
Окончил я всего лишь третий,
Начальной школы трудный класс,
Мальчишка был десятилетний
И хулиганистый подчас,
Знавал гранаты, мины, порох,
Фронт дважды шёл над головой,
Военных впечатлений – ворох,
И не обойден был судьбой,
На долю не имел обиды,
Ведь у меня отец-то цел,
Хоть третьей группы инвалидом
Домой с войны придти сумел,
А сколько сверстников – мальчишек,
Таких же юных огольцов,
Серёжек, Ванек, Витек, Мишек
Не дождались с войны отцов
Ловил я с берега рыбёшку,
Так, мелочь, то, что Бог послал,
Которую кормили кошке,
Но никогда ещё не брал
На настоящую рыбалку
Меня заботливый отец.
Решив, что я прошёл закалку,
Сказал, однажды, наконец,
Чтоб я готовился в дорогу,
Что он берёт меня с собой,
Что буду я ему подмогой,
И подменю его порой
Я был тогда ещё ребёнок,
Десятилетнее дитя,
По блеску вспыхнувших глазёнок
Слова воспринял не шутя
В автобус мы садились с боем:
Толпа народу собралась
И с шумом, криком, даже воем
За место каждое дралась
Тут ни убавить, ни прибавить,
Мы жизни опытом мудры,
А вы сумеете представить
Себе автобус той поры?
Стоит полуторка – машина,
Срок отслужила год назад,
До корда стёртая резина,
Скамейки в кузове стоят,
Народ – как будто сельди в бочке,
Растрепанный, помятый вид,
И кое-кто на пятой точке
Без страха на борту сидит
Когда, измученые тряской,
Мы в поле на землю сошли,
Пред нами заиграли краски
Просторов неба и земли
Потом мы шли дорогой торной,
Сияло солнце в небесах,
Окрестность виделась узорной,
Стояли сосны на часах…
Неторопливо, как умели,
Мы час, примерно, лесом шли,
И, наконец, достигли цели:
На берег Ладоги пришли
Здесь, на глухой лесной опушке,
В непривлекательной на вид
Полуразрушенной избушке
Жил одинокий инвалид,
Лед двадцати пяти от роду,
Который руку на войне,
Служа Советскому народу,
Оставил в жертвенном огне
Попав в такую передрягу,
Жена бежала, бросив дом,
Оставив мужика – беднягу,
Исчезла в скопище людском,
А он, гонимый злой недолей,
Покорный бурям и ветрам,
Как жухлый лист в осеннем поле
Пристал к озёрным берегам
Я не могу себе представить,
Как мог грести одной рукой
И как умел он сети ставить
На чистой глади водяной
Таких встречалося немало
В сорок шестом – сорок седьмом,
Кого судьба не баловала,
Жизнь испытала на излом
На берегу, скорей для вида,
Состряпан хиленький причал,
И под присмотром инвалида
Здесь лодку мой отец держал
Отец с хозяином распили
Бутылку с белой головой,
Мы скарб свой в лодку погрузили.
И, подгоняемы волной
Поплыли тихо меж скалистых,
Больших и малых островов
И вдоль обрывистых, лесистых
Материковых берегов
На место прибыли не сразу –
Одну заросших лесом скал
«Ну, вот, приехали на базу», -
Сощурясь, мне отец сказал
Стоял июнь. На небе ясном
Ночей невидимых разгар
И в вышине багрово-красный
Зари полуночной пожар
На берег каменный вползая,
Зеркально – гладкая волна
Протяжно медленно вздыхает,
Покоем ласковым полна
Не слышны птичьи разговоры,
Уснуло крепко всё вокруг
И далеко летит в просторы
Случайно вырвавшийся звук
Наш островок – скала гранита,
Одна из многих серых скал,
Сосновым лесом чуть прикрытый,
Вблизи материка лежал
Недалеко – саженей сорок –
Темнел урез береговой,
Но, - коли белый свет мне дорог,-
Отец сказал, - чтоб ни ногой
Не заходил я в те пределы,
Через запретную черту,
Коли хочу остаться целым
Совсем забыл границу ту,
Войну прошедшие мужчины,-
Сказал он, страха не тая-
Поскольку там встречались мины,
Не заходили в те края
Не погребённые останки
В запретных тех лесах лежат
Примером будничной изнанки
Судьбы погибших здесь солдат
Поздней, уже в шестидесятых,
Я в местной прессе прочитал,
Что где-то здесь, к воде прижатый,
Полк в окружение попал,
Тут, в окружении, упорно
Врагу сопротивлялся он,
И был флотилией озёрной
На Валаам перевезён
Солдаты не были забыты,
Здесь, на озёрном берегу,
Не брошен ни один убитый
На поругание врагу…
На острове, на "базе» этой,
Мы провели два летних дня,
И потихоньку, незаметно,
Отец натаскивал меня
Мы сети ставили, удили
Из лодки или с островов,
А светлым вечером солили
Последний наш дневной улов
Трехсотграммового щурёнка
Я как-то на червя поймал,
Который нитку лески тонкой
Чуть было мне не оборвал
Однажды утром, встав с ночёвки,
При свете солнечных лучей,
Пустую гильзу от винтовки
Я вдруг заметил меж камней
Была она в зелёных пятнах
И буквы шли на ободке
На совершенно непонятном,
Наверно финском языке
В скале – укрытие, ложбина,
Размером с человека рост,
Вот и укрытие для финна,
И для стрелка удобный пост
Обзор широк – скалы макушка,
Камней естественный навал,
Здесь снайпер – финская «кукушка»
От глаз упрятанный, лежал
Отсюда ясно видеть можно
И каменистую гряду,
И берег противоположный
Как на Ладони на виду
Однажды утром выстрел щёлкнул,
Как кнут, короткий и сухой,
Один солдат навеки смолкнул,
Упал с пробитой головой…
Та гильза, старая, пустая,
Зелёный стреляный патрон,
И почему же, сам не знаю,
Запал надолго в память он
Казалось, что забыт навечно,
Казалось, что его уж нет,
Загадка – память человечья –
Он снова вынырнул на свет
Теперь с поры послевоенной
Прошло уж шесть десятков лет,
Я сам старик, седой, почтенный,
Отца давно уж с нами нет,
Да что тут скажешь, разве мало
В послевоенные года,
Жизнь не дожив, поумирало
Солдат израненных тогда
Зачем он вновь наружу вышел,
Тот старый стреляный патрон,
Так и лежал бы в старой нише
Забытых спрятанных времён
Внезапно набегают снова,
Восстав из памяти моей,
Картины прошлого, былого,
Воспоминанья детских дней
Я вспомню в голове, вслепую,
Всё то, что было в том году
Дорогу старую, лесную
Я снова мысленно пройду,
Но не могу сыскать я ныне
Тот безымянный островок
В их многотрудной мешанине.
К концу подходит жизни срок,
Воспоминания беспечных
Моих суровых детских дней
Уж окончательно, навечно
Исчезнут с памятью моей...