Кто их накаркал, будь они прокляты, чёрные дни?
Кто на роду моём выбил клеймо их тёмной рукой?
Мёртвой петлёю ноги захлёстнуты, нету пути,
Ни отмахнуться, ни оглянуться – Вий за спиной.
Муки тщеславия, слёзы безверия, боль немоты –
Как воспаление после ранения - после войны.
В том, что так прожито, столько ничтожества, горечь обид,
Как в этой нежити зрели подснежники – совесть и стыд?
Значит, нет выхода, цели и выбора – в лапы огню?
Чёрною молнией попусту выжжено дуба нутро?
Но ведь носила крёстная сила душу мою!
И не она ли вдруг расщепила смерти ядро?!
С гиком и свистом нечисть истаяла – крикнул петух.
И на обугленном, но не погубленном – вербный побег.
И никогда ещё так проникающе – зренье и слух,
И обнажил золотое сечение атомный век.
Знал я отныне, что свет человеческий светит во тьме,
Ведь зачинался я в пламени солнца, а солнце – во мне.
Так же взялись из пыли и грязи формы земли
В обыкновенные благословенные чёрные дни.
Из книги
"Я вас любил".
"Симбирская книга",
г.Ульяновск, 1993 г.
Из книги "Призраки Николиной горы",
г.Ульяновск, "Симбирская книга",
1995 г.