На паперти в церковной тишине сидел
Изгой, следя потухшими глазами,
Как медленно из лиц людских поток редел,
И по дороге шел уставшими ногами.
Его рука сжимала горсть чужих монет,
Что были ему брошены толпою,
В дырявом,грязном рубище он был одет,
Уж не ропща и проклятый судьбою.
А хор церковный петь никак не уставал
И бога и судьбу все прославляя,
Народ все шел и гроши подавал,
Грехи свои пред богом замоляя.
А нищий, что сидел у тех церковных врат,
С протянутой рукой, слегка дрожащей,
Вдруг вскрикнул и упал, был богом взят,
Среди толпы из храма уходящей.
Он был всегда презрен, и был людьми гоним,
Земного счастья так и не узнавши,
Не стоит плакать и стенать теперь над ним,
К груди его бездыханной припавши.
Как же жесток наш и как горек мир,
Мы часто с равнодушием проходим,
Не видя боль людскую, мы себя храним,
И лишь пред смертью о пощаде молим.