***

За спиной созвездье Скорпиона

За спиной созвездье Скорпиона.
В зодиаке стал Стрелец на пост.
Холодами веет с небосклона,
Серебряный льётся свет от звёзд.

Скоро будет день солнцестоянья
Зимнего.  Когда звенит мороз.
Половина года расстоянье
До июньских тёплых, чудных гроз.

А пока - декабрь и цифра «Тройка».
Господи! Как время пронеслось!
Скоротечно, незаметно, бойко,
Что – то не случилось, не сбылось…

Ну да Бог  с  ним! Всё же было много,
Что ни сдать, ни сбросить, ни продать…
То моя, не чья – нибудь,  дорога
И по ней мне до конца шагать!

Холода с метелями лихими,
Небеса затянуты свинцом.
Почему ж тогда «огонь» стихия
У рождённых  в знаке под Стрельцом?



Ещё клубилось от огня свеченье

Ещё клубилось от огня свеченье,
Зола дрожала от костей и дров.
В последний миг сказал: «Земли вертенье
И  сотней не заглушите костров.

Я – не один, а только самый первый.
Вам не сдержать напор грядущих лет.
Уже сейчас сюда  прейдет Коперник,
Поставит солнце в центре всех планет.

Отжили вы с системой Птоломея.
Она сыграла роль. И видит Бог,
Я вас прощаю, но и сожалею:
Не дали сделать больше, чем я мог.

Но за меня доделают другие.
А я – пошёл. Спасибо, Жизнь, за всё,
 Что был я здесь во времена лихие.
Мне нужно дать Творцу у мер отчёт»…



Всем адом в сковородку загоняли

Всем адом в сковородку загоняли,
Но не могли туда меня загнать.
Пять кочерёжек в драке обломали.
На то и черти, чтобы всё ломать.

Срывался я с горячей сковородки.
А вне её мне места нет в аду.
Начальник рявкнул им: «Вы, отморозки,
Забить его на век в сковороду!»

А сам ушёл, весь в траурном  и чёрном,
На нём костюм темней крыла ворон.
Давно украл я в казино игорном
Колоду карт, Судьбу кладу на кон.

Меня на сковородку? Это – слишком!
Я от любой сбегу всегда беды.
Пока накидывали черти крышку,
Я соскользнул за край сковороды…

Профессором я был в картёжном деле.
Они поймались на мою уду.
Забыли обо мне и моём теле
И перестали жечь сковороду.

Все черти в карты с этих пор играют.
А я – судья и вечно в стороне.
Я проигравших  шлю к воротам Рая,
Чтоб яблоки сюда таскали мне.



Но никто в ответ не скажет слова,
Не нарушит хрупкой тишины.
Не дождаться от небес иного.
Звёзды далеки и холодны.

Для седых созвездий всё едино:
Во дворце  родился иль хлеву.
Мне досталась горькая калина.
С нею появился и живу.

На тропинках вечных мирозданий
Колея у каждого своя.
Сколько можно -  вложено страданий,
Радости в полотна бытия.

Сторониться стал компаний прежних
И давно уже при всех молчу.
Проживаю тихо и в надежде,
Что не попаду в покой к врачу.

Я устал, как загнанная лошадь,
И плетусь, копытами скользя.
Но меня, плохой я иль хороший,
Выкинуть из вечности нельзя!

Очи распахну и в бездну гляну:
К горизонту – звездный небосклон.
Соскользну с земли -  и в Лету кану,
Не поняв, была жизнь – явь иль сон.





PANEM ET CIRCENSES.
(Хлеба и зрелищ)
Шли за хлебом – в зрелище попали,
В зрелище, где всякий сам – актёр.
Встречные нам хлеба не давали,
А стреляли, иногда - в упор.

Не простое зрелище, из нервных.
Да к тому же стал желудок пуст.
Я сбежал одним из самых первых.
Что там ждать? Стреляет каждый куст.

Мы сейчас без «зрелищ», мало хлеба,
Но зато живые и в трудах…
Нам хватает облаков и неба,
Отражённых  в сделанных  прудах.

Мир завис над нашею  страною:
Нас соседи научили знать,
Как ходить за хлебом к ним войною…
Нужно хлеб растить - не отбирать!

Истлевают белые поленья,
Становясь золою на огнях.
Время подошло – сбирать каменья,
Что кидал в прошедших юных днях.

К звёздам обращусь, моля руками,
И притом воскликну громко я:
«Отчего же жёсткими мазками
Пишутся картины бытия?

Отчего сегодня сердцу больно?
Грани где страданий? Где предел?
Почему я,  вольно иль невольно,
Соучастник нежеланных  дел?»




ПРО ВОЙНУ
 
Надо мною березы звенели

Надо мною березы звенели
В воссиянии светлого дня.
За околицей песни пропели,
На войну провожая меня.
Головою сельчане качали:
«Ох, и хватишь ты горя сполна!».
Слово Божие было вначале,
Только Божье ли слово «война»?
В бой с известными шел именами.
Я не хуже других воевал.
Награждали меня орденами
За ранения, что получал.
На чужой и далекой сторонке
Я не вышел живым из огня.
Получите, друзья, похоронку
Вместо жизни моей и меня.
За грехи, если есть, извините.
У нерусской схоронен реки…
Доживите, прошу, долюбите
За меня вы, мои земляки!






Мы выбивали немцев с гор

Мы выбивали немцев с гор.
Для нас война шла до сих пор,
Хотя текла уже средина мая.
Бил с колокольни пулемёт.
Невдалеке лежал мой взвод.
А впереди долина небольшая.

Бежали цепи немцев с гор.
Бил пулемёт почти в упор
С высокой колокольни по бежавшим.
Редели цепи впополам…
 «Вот повезло, вот помощь нам»,
Я думал. -  «Повезло ребяткам нашим».

Во весь немалый рост я встал
И к колокольне зашагал.
Не ведал, что эсэсовец-полковник
Взял пулемёт, забравшись ввысь,
Чтоб немцы русским не сдались,
Бил по своим с высокой колокольни.

Давно схоронены в полях
Друзья, а я - в госпиталях.
Который год, как кончилась война.
Установился в мире штиль…
В глазах от колокольни шпиль-
Там никого. Замёрзла тишина.






Мне не спалось

Мне не спалось. Из дома вышел.
Сильнее ветер брал разбег.
В плетень уперся, прыгнул в крышу,
В порывах двигал белый снег,
Дрожал, вибрировал в тревоге.
Сугробы - целые стога.
Ходы конем в моей дороге
Не заметет метель-пурга.
Забыть былое вполовину,
Которое - не мед из сот.
Запрятать в зрелую калину
Всю горечь, что во мне живет.
Но не укусишь близкий локоть.
Мне воздается по делам.
Не отскребешь от сердца копоть,
Что накопил от жизни сам.
Я постоял, набрал дровишек,
Плененный белою Красой.
Как хорошо! Здесь нету вышек
С прямой прострельной полосой.
Жизнь в зоне далека от Бога.
Из воздуха вмиг сеть сплетут.
В зигзагах прошлая дорога
Тихонько выправится  тут.
Светило смазалось от вспышек,
Глядится рыжею лисой.
Я отдыхаю от «братишек»,
Что за спиной стоят с косой.
Жизнь продвигается к «омеге».
Не вижу в том большой беды.
А все-таки на белом снеге
Темней его мои следы.





Летел бедняга ветром по перрону

Летел бедняга ветром по перрону,
Остался за спиной пустой вокзал.
Стеклянными глазами вслед вагону
Глядел отставший: поезд хвост казал…

Его огни в пространство удалялись
.Состав исчез в завьюженной крупе.
Понятно, что вещички все остались
В исчезнувшем вагоне и в купе.

В руках у бедолаги литр водки.
Бежать уже совсем не стало сил.
Одну бутылку он приставил к глотке,
Второй бутылкой следом «закусил».

Немного погодя теплее стало,
Потом донёсся колокольный звон.
А изнутри задорно прозвучало:
«На что мне сдался грёбаный вагон?

И поезд: он опасности источник,
Вдруг свалится внезапно на ходу!
Всё в этом мире зыбко и непрочно,
Короче, лучше я пешком пойду.


Никто не знает, где он потеряет.
Никто не ведает, когда найдёт и где.
А деньги? Вещи? Пусть всё пропадает!
Исчезнут, в этой драной поезде»






Над некошеными травами

Над некошеными травами
Самолётов рёв и вой.
Шли составы за составами
К полосе прифронтовой.
В них полно солдат безусеньких:
Лишь вчера – десятый класс.
Накормили мамы  вкусненьким
Сыновей в последний раз.
Не сказали много важного
Сыновьям – не до бесед.
Ждали в семьях верно каждого,
Да вернулися не все.
Провожала песнь со стонами
В вечность воинов – солдат.
И бежали за вагонами
Стайки босых  пацанят.
Пожирала население
Беспощадная война.
Позависла над селеньями
Зримым горем тишина.
Наполнялась  похоронками,
Инвалидами страна.
Но пришла с ручьями звонкими
Долгожданная весна.
Разметали силу вражью.
Ад войны загнали в ад.
В семьях мамы ждали каждого,
Но не все пришли назад…





Тише пошли наши кони

Тише пошли наши кони.
Вражья преследует рать.
Нам не уйти от погони.
Я ж  не хочу умирать!
И степи  поземкою вьюжат,
Слепит глаза от пурги.
Скоро догонят, окружат,
В клочья изрубят враги.
Нет  больше сил отбиваться,
Мало осталось пути.
Молча помолимся, братцы,
Чтобы достойно уйти!
К бою, друзья. Христиане!
Нас не спасут ковыли.
Сложат потомки сказанья,
Как мы за Русь полегли!


               







Я говорю

Я говорю -  они меня не слышат.
Показываю – видеть не хотят.
Устал я биться, повернулся, вышел,
Спиною чувствуя недобрый взгляд.

Они меня догнали у овина
Взял в руки бич, вернулся к ним опять.
И загулял мой бич по ихним спинам
И продолжает до сих пор гулять.

И все наладилось, в душе у них отрада,
Они довольны, хоть и спины гнут.
И понял я, им пряника не надо,
Нужны им впредь лишь только бич и кнут!

Внушим бичом, что я их Воскресенье.
Чем больше бил, тем больше веры мне.
Поверили в меня, как во Спасенье.
Бич с щелканьем гуляет по спине!











                Кто я такой

Кто я такой? Пьянчуга подзаборный.
Скольжу по жизни пылью по лучу.
Меня, как пса, гоняет мент позорный.
Я убегаю. Хоть и не хочу.
Хожу конем. Бежать, скакать доколе?
Конь захромал и кончился овес.
Имею вес, когда живу в неволе,
А на свободе я - бездомный пес.
Живу у Зинки вместо чемодана.
Я для нее, что есть, что нет меня.
Когда сама не в меру полупьяна,
Ругается, весь белый свет кляня.
Служу я для нее громоотводом
И слышать не желаю ее вой.
Все думаю, что от такой свободы,
- прямехонько да в омут головой!
Пропью сейчас последнюю рубаху.
По пояс голый буду, ну и пусть!
Но сделаюсь свободным, будто птаха,
И на диван на Зинкин не вернусь.
Побуду в шалаше. Природа трезвит.
Там тоже много выгод погляжу:
Костюм не нужен и не надо лезвий,
Я с бородой немного похожу.
Протрезвлюсь, побегу просить завмага,
Чтоб приняла меня таскать мешки.
Жизнь позабуду, может быть, ГУЛАГа,
Да изживу все прежние грешки…
В надежде буду жить.
Концы сойдутся.
Вдруг курочка яичечко снесет!
За муки и страданья,
Жизнь на блюдце
Нежданный мне сюрприз преподнесет!


Жизнь – прекрасна

Да! Жизнь – прекрасна! Спора нет.
Хотя в ней есть немало бед.
Но есть и множество побед…
Короче, Свет и тьма,  «Да»- «Нет».
Порой они шагают рядом.
Где «минус» стал, в соседях - «плюс».
Давно понять бы людям надо,
Как крепко спаян их союз.
«Военку» вёл наш офицер,
уже в годах, пенсионер.
Гранаты мы учебные кидали.
Он нас учил: чеку срывать
И сколько раз потом считать
Перед броском. А мы ему внимали.
Уже один урок прошёл,
К концу всё шло и хорошо.
Но тут… что до сих пор и страшно помнить.
Чеку гранаты вырвал он
Издав при том неясный стон,
Вдруг побежал к стене седой полковник.
Бежал от нас он, сколько смог,
Сожмясь в комок, упал на бок,
Под ним пространство вздыбилось горою.
На том фонтане он завис,
С землёю вместе рухнул вниз,
Разорванный гранатой боевою.
Из нас никто не пострадал.
Полковник жизнь за то отдал.
И мы остались целы, невредимы.
Кто сунул ту гранату нам?
Не докопаться и ментам…
Пути Господни неисповедимы…
Когда? Кому? Каков итог?
Никто не знает! Знает Бог!





Бывает, прилетит, а Вы не ждёте.
Когда себя являет Дух,
Всегда лежит одно из двух:
В паденье кто - то, а другой на взлёте!





Мне это, мама, не снится

Мне это, мама, не снится.
Дома меня не встречать.
Я не успел уклониться,
Пуля сумела догнать.
Снежные пики Афгана
В синей исчезли дали.
Пляшет в очах тень тумана –
Я улетаю с Земли.
Я соскользаю с планеты.
Свет впереди и покой.
Движет меня прямо к свету
Кто – то всесильной рукой.
Я не сумел уклониться,
Пуля успела догнать.
Бьется слеза на ресницах:
Я ж не хотел умирать!










Крутанулись звезды в Зодиаке

Крутанулись звезды в Зодиаке:
Скорпион уплыл, Стрелец настал.
Я пришла на Землю в год «Собаки»,
Так восточный календарь считал.

Пусть «Собака». До меня считали.
Ведь не самый худший зверь она.
Каждому –  своё.  Давно сказали.
В общем, рождена так рождена!

Я есть Я. Меня не сделать снова,
Не переродить, вновь не зачать.
Не хочу себе пути иного.
Есть как есть. Здесь следует молчать!

В день рожденья мой накрыла свыси
Тропочки, поляны, крыши хмарь.
Сплавились в алмаз во мне, слился
Западный, восточный календарь.

Я сама сейчас не понимаю,
Так как нахожусь внутри кольца.
То ль, на всех собакою залаять,
То ли, стрельнуть, лук взяв у Стрельца?


               











Убежать бы без валенок в детство

Убежать бы без валенок в детство,
Заскользить, растирая следы.
Но ведь знаю: на свете нет средства
Оказаться опять молодым.

Заболел я вопросом абстрактным:
Молодильные яблоки где?
И копаюсь я в мыслях бестактно:
На какой вы растёте звезде?

Не откроется тайна секрета:
Где водицы напиться живой?
Ожидаю такого ответа:
Ты шагаешь дорогой кривой.

Не видать тебе яблок, водицы.
Летом май невозможно вернуть.
Вод весенних опять не напиться,
Как уснувшему, снова уснуть.
















Давно без войн живет земля

Давно без войн живет земля.
Мои останки – у Кремля,
Здесь, в Александровском саду,
У всей планеты на виду.
Когда надвинулась война,
Я встал – как камень, как стена.
Спасал друзей в боях не раз.
Сам закалился я в алмаз.
Алмаз не плавится в огне.
Не плачьте, люди, обо мне!
Я взял прямую из дорог:
Сгорел в огне, но вас сберег!














Л И Р И К А

 
Утром я к берёзоньке пошла

Утром я к берёзоньке пошла,
Рассказать про девичьи дела,
Про свою беду, поплакать с ней,
Белою берёзонькой моей.

Истекает сок. Пришла весна.
Только я, как прежде, всё одна.
Надо мной берёзка слёзы льёт,
Что–то милый долго не идёт.

Тот, кто был когда – то мной любим,
Растворился в снеге белых зим.
Ветер смолк. Зависла тишина.
Чаша муки испита до дна.

Не дай, Боже, утонуть в вине.
Где жених? В которой стороне?
Я к нему сейчас же побегу,
И поверь ты мне - дойти смогу!


Способность у меня

Способность у меня, видать, от Бога.
Я – там всегда, где мне не надо быть!
С рождения проложена дорога -
Туда нельзя ни ездить, ни ходить.
Иду во двор. Ведь знаю: где-то грабли.
На них уже насуплено  не раз.
Удар по лбу – звездинки, слезы-капли,
Опять летят, бегут из мокрых глаз.
Мной эти грабли прятаны в сарае,
Но полтергейст их возвращал назад.
Чудны дела по жизни в этом крае:
Где не должно быть - множество преград.
Сидела, не гадала. Точно знала:
Сейчас кирпич с вершины упадет.
И только-только голову убрала,
Кирпич как раз свалился на нее.
Вот так всегда! К чему пододвигалась?
Сидела бы на месте, где была.
По голове тогда бы не досталось,
И голова осталась  бы  цела.
Все случаи со мною неслучайны.
Я помаленьку много поняла.
Сейчас могу распутывать я тайны,
Подспудные, незримые дела.
Расшифровать петроглифы и знаки,
Пришедшие с неведомых сторон.
Во мне проснулся дар. И жив. Как в маке,
Живет нормальный  детский сказка-сон.
И дело не в предмете - дело в дозе.
Определить незримую черту!
Желающий  увидит в белой розе
Оттенки, тени, даже черноту.
Сегодня я на «месте» и свободна.
Никто мое пространство не займет.
В грядущем знаю, и ТВОРЦУ угодно,
До совершенства Дар мой разовьет.










Лунною ночью свечу запалю

Лунною ночью свечу запалю,
Стану к иконе – грехи отмолю.
Может не все, а немного, чуть – чуть
Смоет с Души Бог насевшую муть,
Что мне мешает вздохнуть глубоко,
В небо взглянуть, да взлететь высоко.
Муть на Душе заземляет меня,
Мне не хватает стихии огня.
Нужно гореть бы, но я не горю,
И потому на свечу я смотрю.





















Еще не вечер

Осень вяжет паутинкой
Яркоцветный сарафан.
Незнакомою тропинкой
Уплываю за туман.
К горизонту лесом, полем
Невесомо я лечу…
И молю Творца: подоле
Не задуй мою свечу!
Почему? Еще не вечер,
На висках – чуток седин.
Опадает мне на плечи
Грусть краснеющих рябин.
На желтеющие травы
Опускается листва.
И налево, и направо
Осень кинула права.
Дует в ночь зимы знаменье,
Утром лужи серебря.
Задержись, замри, мгновенье,
На излете октября!








Я боюсь пошевелиться

Я боюсь пошевелиться
Над малышкою, что спит.
Вдруг ей снится Чудо – птица?
Шевельнусь – и улетит.

И греха не знают дети.
В снах они  живут в раю.
Лучше я минутки эти
В недвиженьи  постою.

Ведь малышка пребывает
Не в добре и не во зле.
Спит, пускай пока не знает,
Как тревожно на Земле…

Спит она! Заботы нету.
Нет трудов и нет тревог.
Сберегите ей Планету.
И храни малышку Бог!

Дунь, Господь, ты ей на темя,
Жизнь в грядущем озари!
А пока замрёт пусть время.
                Спит малышка до зари.

Остановится мгновенье,
Чтоб не слышать бой часов.
А Вселенная в движенье
Станет плавной, без рывков.

Пусть зависнет, как в стоп кадре,
Чёток, зрим и невесом.
Отпечатается как бы
На всю вечность детский сон!


Мне сегодня всякий день дороже
Прежних дней. Всё меньше их стает.
Повториться прошлое не может.
Все проходит. Этот миг пройдет…

На планете жить совсем непросто,
Не ломая ветви бытия.
На аллеях тихого погоста
Человечья рвется колея.

Перестанет сердце мерно биться.
Жизнь прожить – не поле перейти.
Никому не дай Бог заблудиться
В перекрестках звездного пути…

Я блуждал там.  Верьте иль не верьте.
Дух живет без корысти и мзды.
Просто есть Он. Люди! Вы измерьте
От звезды пространство до звезды.

На вопрос ответ Вам космос скажет.
Проще надо быть. Себе не лгать.
А других не красить черной сажей.
От своих проблем не убегать.

И друг друга, люди, берегите.
Веселей в желаньях, но скромней,
Чтобы не остаться при корыте
Старом  и  разбитом до щелей.

Поспешайте к сроку и к обедне.
Не бегите в страхе в камыши.
Проживайте день как миг последний.
Не для тела, просьба, - для души.

Выразить обычными словами
Не смогу, пусть звезды говорят.
Вы вглядитесь в них, поймёте сами,
Как они, сгорая, жизнь творят.

Быстро жизнь перелистала годы

Быстро жизнь перелистала годы…
Проскользнули, будто пять минут.
В никуда ушли. Как в мае воды,
Разольются, да на нет сойдут.

Сон сбежал. Молю безмолвно Бога:
«Рано мои очи не туши.
Недоделал в жизни очень много,
Не для тела просьба - для души».

С неких пор собой стал недоволен:
Совершал поступки, да не те…
Скоро от церковных колоколен
Отлетать к бездонной высоте.


Неизвестность скорби духа множит.
Мысли - на различные лады.
Подхожу к своим деяньям строже,
А не так, когда был молодым.

Не волнуют  ранешние споры.
Позабыл сегодня часть дорог.
Верить стал, что по желанью горы
Сдвинуться, коль скажет им пророк.

Не совсем давно дождался встречи
Со вторым пришествием Христа…
Перестала мне давить на плечи
Жизни высота и полнота.










Сонет

На полудень за журавлями
Сбежало летнее тепло.
Ложатся птицы на крыло,
Прощаясь с милыми местами.
Метлой березовые листья
Ветра метут к полям седым.
И слышатся в осеннем свисте
Тройные фуги вьюжных зим.
Укроет землю белым мехом.
С загадочным тревожным эхом
Уснут пространства в снежной сказке.
Декабрь придет в морозной маске.
Всё будет спать, и видеть сны
До дней апрельских, до весны!

















Тихонько льётся к горизонту речка

Тихонько льётся к горизонту речка.
За облаками прячется луна.
Неповторима жизнь и скоротечна.
Поёт в ночи гитарная струна.

От струн в пространство – грусть, мороз  по коже,
Из глаз, порой, алмазинки в росе…
Мы друг на друга так все не похожи
И в тоже время так похожи все!

Искринки от костра летят и тают,
Со звёздами сливаясь в вышине.
Здесь каждому чего–то не хватает.
Ну, а чего? Никто не скажет мне.

Остановилось время в светлой грусти.
Наверно, пред грозою и дождём.
С планеты жизнь нас в вечность не отпустит,
Пока свой путь до грани не пройдём.

Миг каждый полный Жизни до предела.
Нельзя убрать, нельзя приплюсовать.
Про то гитара нам всю ночь и пела
Ей невозможно было не внимать.








В рваной фуфайчоночке.
Не по плану был рывок.
Это дело случая.
Будет только, нет ли прок?
Лишь себя измучаю.
Не замёрзнуть бы  в рывке,
Хоть я не изнеженный,
Оказался налегке
Средь тайги заснеженной.
Я дышу, хотя в лесу,
                Тошнотой предрвотною.
В ночь сухарик  иссосу
Дёснами цинготными.
Боже! Если всё снесу,
                Жизнь начну я новую.
В церковь денег отнесу
На свечу пудовую!!!



 
Смежил веки конвоир

Смежил веки конвоир.
Миг мой. Слава Боженьке!
Впереди свободный мир.
Выносите ноженьки.
Я нырнул во мглу, в пургу.
Нет стрельбы. Не верится!
А следы мои в снегу
Заметет метелица…
Не сойдется в справке счет
С черною колонною.
Напряженье потечет
Перед мерзлой зоною.
Гавкнут гнутые курки.
Пересчет пятерками.
Распугают матерки
Тишину над елками.
Крики, хрипы да слова,
Как петля, кручёные.
Ночь в отстойнике братва
Молча. Заключенные!
Утром рельс тревогу бьет…
Счет опять не сходится.
А хозяин водку пьет
С горя. Так уж водится!
Как бы не было – ушел.
Кроют бег мой матами.
Конвоир сидит – смешон,
Плачет в изоляторе…
Мне теперь не до него.
Прошлое утеряно.
Из еды – сухарь всего,
Снега лишь не меряно.
Измождённый в лагерях
Мёрзну до печёночки.
В мокрых старых прохорях,

Выскажу своё  желанье звёздам

Выскажу своё желанье звёздам,
Годовой качнётся Зодиак!
Знаю точно, рано или поздно
Сбудется желанье! Будет так!

Средь берёз один под звёздной высью.
Давит плечи мне её нажим.
До сих пор бежал по жизни рысью,
А теперь устал и недвижим…

Позабыл меня конь на дороге,
Ускакал, подковами звеня.
В назиданье, что оставил многих,
А другие – бросили меня.

Я всегда держался жёстких правил:
Да иль нет. Свет – тьма. Добро и зло!
С полуцветом – от себя  отправил.
Многим им со мной не повезло.

Потому что стачивали грани,
Превращая остриё в овал.
Мы сегодня не в едином стане,
С ними я давно уже порвал.

Некоторых уж земля не носит.
Помолюсь. Грехи их отмолю.
Попрошу Вас, звёзды. Пусть всё бросят
И не закругляют грань мою.


Дело не в гадании по звёздам.
Суть лежит в желании моём.
А оно на полюсе морозном
Льды расплавит, будто бы огнём!



На заре

На заре, от ягодок в калине
Отразится солнца алый свет.
А моя печаль по бригантине
Не проходит и на склоне лет.

Я мальцом поверил в сказку Грина,
Многих встречных верой одаря.
От причала с Грэем бригантина
Отплывает в синие моря.

А ветра полощут и листают
Паруса, как алый цвет рябин.
И пускай скользят, в пространствах тая,
Караваны лёгких бригантин.

Ищет Грэй глаза своей  Ассоли.
Знаю я, что встретятся они.
И сольются в их счастливой доле
В миг единый будущие дни.












Сказали по секрету

Сказали по секрету, что с апреля,
Ад переполнен, нет вакантных нар.
Смолы нет, сковородки  прогорели,
Котлы взорвались, испарился пар.

Там  сделалось не то чтобы прохладно -
Мороз дерёт до крови и кости.
Короче, так - в аду совсем неладно,
Ад пропадает. Как его спасти?

Порвалась связь времён. Кругом разруха!
А тут совсем с былого четверга
 со всех щелей повылезла  непруха,
А главное - исчезла кочерга.

Искали долго. Ради утешенья
На щепки разодрали клуб – сарай.
Потом всем адом вынесли решенье:
Её, должно быть, утащили в рай.

Сегодня мы не можем адом зваться
Мы – сказка, но без бабушки Яги.
И снова меж собою  стали драться.
Как нам теперь прожить без кочерги?

По меркам бесов: бесы все невинны,
Невинных  следует из ада изгонять.
Ад раскололся на две половины:
На бесью рать пошла другая рать.

И половину выгнали из ада,
Крича, что с ада сделали не ад…
Вообще – то, вывеску сменить нам надо.
И бывший ад стал зваться «райский сад»!


Растащит талая вода
По всей земле мои останки,
Русь будет, как в мои  года
Грешить и каяться по пьянке.







Я вас боюсь сегодня, зеркала

Я вас боюсь сегодня, зеркала!
И не смотрюсь. Весна давно прошла.
На голове - снега и вьюги зим.
Мы с отраженьем к вечности скользим!

Остановить бы время и скольженье!
Быть может, ты подскажешь, отраженье?
Что совершить, чтоб вечность замерла?
А я гляделся дольше в зеркала.

А лучше бы, всё повернулось вспять.
И повторилось, снова ли, опять.
Где молодой я, но неотразим
Скольжу, смеясь ко вьюгам белых зим.











Я утречком раненько вышел

Я утречком раненько вышел
Наверх поглядеть, в небеса…
А травы…по пояс и выше,
По ним не гуляла коса.

Ой, травы, сибирские травы!
Как голову кружите вы…
Нет в жизни прекрасней отравы,
Чем запах покосной травы!

Омыты ночною росою.
С вас жалко росинки сбивать
Ногой, не обутой, босою.
Летать бы над вами, летать…


Ой, травы, июльские травы,
Умытые божьей росой.
По жизни извечно вы правы
Своей неземною красой.

Растете, не жаждите славы.
Но вам головы не сносить.
Ох, травы, вы слаще отравы!
Не дам вас на сено косить.











Под окошком моим

Под окошком моим
От черёмухи дым
Опадает с ветвей
Вместе с жизнью моей.

Календарный листок,
Как один лепесток,
Месяц – гроздь. Был – и нет,
Тает, как белый цвет.

От черёмухи дым.
Чуть заметно движим.
На ветвях позавис,
Опускается вниз.

Невесомы, легки
Улетят лепестки,
Не касаясь земли
Поисчезнут  вдали.

Как черёмухи дым
В никуда мы скользим.
Среди лета иль зим
Улетаем за ним…








С небес – дожди

С небес – дожди. Грустят со мной
Плетни и мокрые заборы.
Уводит солнце свет дневной
За горизонт. За косогоры.

Слеза не вызревших калин.
Под ветром капельки косые
На белом свете я один.
Таких  ведь много по России.

Последний свой  найду приют
В траве кладбищенской опушки.
Меня под вечер отпоют
С собакой кот. Да две старушки.

Ничто не ново под луной,
Всё  изменяемо, скоротечно.
Но навсегда уйдут со мной
Тоска и грусть по жизни вечной.

По середине майских гроз,
Когда природа засмеётся
Река невыплаканных слёз
Моих  на землю изольётся.

А мужики в село гонца
За водкой пьяного отправят.
И в ожиданье молодца,
Носы друг другу раскровавят.

Затем, в самом уже селе
Устроят шумные поминки,
В избытке чувств, навеселе,
Сотрут, с упавшего кровинки.




Платон мне друг

 «Платон мне друг, но истина дороже»! –
 «Беда по жизни ходит не одна»,
«Кувшин – разбит. Собрать его не сможешь»,
«Два сапога – есть пара: муж, жена».

Я с детства слышал эти поговорки,
По ним сверял нелёгкую судьбу.
Избил в лохмотья не одни опорки,
Набили шишек много мне на лбу.

Порою злой, до крови жизнь трепала.
«Все черти в тихом омуте живут». –
Но в поговорки вера не пропала,
«Терпенье, труд – в упорстве всё сотрут».

Они, должно быть, этому и служат,
Чтоб думал человек, хоть иногда.
- «Ведь не к добру, бывает, ворон кружит,
А рыбку без труда, - не взять с пруда». –

Я к жизни отношусь сегодня строже:
 «Слов – не поймать, они – не воробей».-
- «Мне друг Платон, но истина дороже,
Хоть в лоб меня ударь, хоть по лбу бей»!









Калина горькая

Холодит. К темну морозит.
День становится  не длин.
И последний ветер сносит
Журавлиный к югу клин.

Я за ними в глубь заката
Побежал бы по стерне…
Только, вот беда, когда - то
Подрубили крылья мне.

Припев
Калина красная!
Судьба опальная,
Всегда опасная,
Лесоповальная,
Дорога дальняя.
Жизнь разномастная.
Давно печальная.
Калина красная…

Журавлей догнать нет силы,
Но за то,  хоть я один, -
 Вся моя, по всей России,
Горечь красная калин.

Ох, её – то я наелся!
Бегал, как по полю мин.
Находился, натерпелся
До чахотки и седин.

Припев:
Калина красная!
Жизнь ненормальная,
Хотя прекрасная,
Порой  печальная,



Но разномастная,
Как камни скальные,
Как дни овальные…
Калина красная!

Всё мелькнуло зыбкой тенью.
Нет желаний, нету сил.
Предал прошлое забвенью,
Будто не был я,  не жил.

А рождён натурой страстной,
Верил в  лучшее,  в добро.
Горечь, боль калины красной
Выжгли душу и нутро.

Припев:
Калину красную,
Калину горькую,
Жизнь разномастную –
 Завешу шторкою
В одну полосочку,
По цвету классную.
Возьму в щепоточку
Калину красную.


И кровиночки с ладони
Потекут на белый снег.
Не скольжу я от погони,
Останавливаю бег.

На  морозном, на восходе
Нахожусь среди калин.
Как бы ни было –  свободен.
И добегал до седин.






Очень скользко бытие

Очень скользко бытие,
Век наш человечий.
Что  сегодня, то – твоё,
Что прошло, то вечность.
Завтра не пришло ещё,
Видно, бродит где- то.
Кто ответственность несет,
За скольженье это?
Что такое миг и час,
Как его потрогать?
Время нет у нас сейчас,
Завтра будет много:
От зари и до зари.
Добрый день настанет
Говори – не говори,
Тоже в Лету канет.
Будет завтра. А пока:
Славный звёздный вечер!
Заварю я чифирка
Да поставлю свечи,
От огня замолкнет шум,
Ляжет тень на  темя.
Может ум, устав от дум
Скажет мне про время?







Не дано понять нам

Не дано понять нам сущность бездны.
На вопрос  ответ не будет прост.
Потому я пьяный, а не трезвый-
Легче  груз от миллиардов звёзд.

Их видать, но ведь они не греют
от созвездий нет тепла в груди.
Неизвестно, что они посеют?
И не ясно, что там в впереди?

И вообще, куда мы и откуда?
Да и что такое в жизни мы?
Объясненья нету – значит, чудо!
Свет и жизнь – посередине тьмы.

Знающий ответ – пусть камень кинет
В грудь мою, чтоб от удара взвыть.
Суть искал в вине, а суть вся в «ине»,
То есть в жизни, надо просто жить!

Всё воспринимать, как видят очи,
Никого ни в чём  не осуждать.
Станут дни полнее, ярче ночи.
Созерцать, а не чего - то ждать!


Писаны  Всевластною Десницей
Жёсткие картины бытия.
Я живу, иль только мне всё снится.
Не убрать из вечности меня.







Припев:
В игру опасную
Играл упорно я
А масть – не красная,
Всё больше  черная,
Да карта битая,
Хотя немалая.
Судьба извитая,
Калина алая.




 








Ж У Р А В Л И
 

Веет с полудня весною

Веет с полудня весною.
Но пока - ледок с земли.
А по небу надо мною
Пролетают журавли.
С далека летят, высоко,
И дорогой, как всегда.
Скоро все нальется соком,
Растворятся холода.
Журавлиные поляны!
Разнотравье! Солнце! Цвет!
Не бывает в них изъяна,
Как его в природе нет.
Лето мигом пронесется,
Промелькнет, как с тучи тень.
Улетать тогда придется
Журавлям на полудень.
В сентябре рожь колосится,




Поучать еще все станут:
Что же голый ты в мороз.
А внимательные глянут:
По  воде бегу я  бос.
И меня почти не видно.
То лечу сквозь облака!
Сильно станет им обидно:
 не догонишь дурака.
«Он, должно быть что-то знает
Что гуляет сверх воды.
 И одежд не одевает,
Не принес бы  нам беды
Быть с ним надо осторожней
И все время на чеку.
За запреткой, за  острожной
Место ныне  дураку!»





 




Натаскал воды я ситом

Натаскал воды я ситом,
Сам побегал по воде.
Поглядел – течёт корыто
Прохудилось -  быть беде.
Так и есть. Опять украли
Колокольчик с колпака,
Это люди «твёрже стали»,
Обирают дурака.
Церкви тоже ободрали,
Сняли с них колокола.
Запретили все, изъяли
и кресты и купола.
Раньше жил я под собором,
Под живительным крестом,
а сегодня – под забором,
под ободранным кустом.
Натерпелся   ныне  страха!
Но сердиться – не моги!
Расползлась  на мне рубаха,
Износились сапоги,
Да чего рубаха. Если
Все идет в перекосяк
Запрещают даже песни,
Те, какие пел дурак,
Запретят и сказку  эту
Навсегда. На всем запрет,
Побреду тогда  по свету
В никуда, ведь сказки  нет.
В спину только люди  глянут
Чрез  ресницы, свысока
Все следы мои увянут.
Что возьмете  с дурака?




Клин ложится на крыло.
Ускользают  вдали  птицы.
Мне тоскливо, но светло.
Скоро иней заискрится,
Растечется по полям…
Не нужна в руке синица,
Боль моя – по журавлям.
Снег закружится и вьюга,
Да придет  мороз незрим,
Запрессуют грусть упруго
На безмолвье снежных зим.
В окна ветер станет биться,
Бегать в крыши, по плетням.
Мне приходит мысль:  напиться,
И болеть по журавлям.








 


Не люблю

Не люблю большой я мегаполис,
Эту  рану на груди земли.
Неслучайно с выкриками боли
Облетают город журавли.

Над асфальтом парами не кружат,
Не замрут в мгновенье на весу.
Лёд и пламень никогда не дружат,
Друг для друга смерть они несут.

Люди пулей сразу целят меткой,
Чуть заслыша, птичьи голоса.
Или отловив, сажают в клетки,
Отобрав навечно небеса.

Совершенным им, созданьям Божьим
Не видать ни солнца, ни луны.
Жить в неволе и в тоске острожной,
Крыльям,  что для неба рождены.

Видел я однажды, как в тумане,
На границе леса и полей,
На росистой утренней поляне
Танцевала пара журавлей.

Грация была в движенье сложном,
Плавно ноги плыли от земли.
Повторить их танец невозможно,
Это могут только журавли.

Не дыша, стоял, понять старался,
- любопытство у людей в крови, 
ясно стало: Журка объяснялся
Журавельке о своей любви.




Навечно заморожен Колымой

Навечно заморожен Колымой.
Не отогреет сердце солнце в Сочи.
Прошла тоска. Не хочется домой.
Меня забрали в плен седые ночи.

Строители на льду Колымских трасс.
Мы золотом страну сполна снабжали.
В кремле уже тогда  надеялись на нас,
Когда от Гитлера к  Москве бежали.

Из зеков, двух бригад, от немцев зонт
В сорок втором и  в августе  создали.
Мы обескровленный держали фронт
Под Брянском. Не ушли назад. И устояли.

Всех выживших в той бойне, в лагеря
Согнали в славном годе сорок пятом.
Режимом и властями я зазря
Остался заклейменным и распятым.

Навечно заморочен  Колымой.
Полжизни бегал жилой золотою.
Сейчас уже не ехать мне домой –
Укрыт  землей, снегами, мерзлотою.










На старинном фотоснимке

На старинном фотоснимке
Восседаю, будто пан.
Фотография от Зинки,
Подо мной её диван.
Хоть скрипучий был, но все же,
Оказаться бы опять
В том прошедшем я, быть может,
От нее не стал сбегать.
Все пошло бы по иному:
Мне не выпала б сума.
Не нырнул бы в этот омут,
Под названием тюрьма.
Перестань веревка виться,
На себя узлы вязать.
Стоит мне остановиться,
Оглянуться, постоять,
Фотоснимок черно-белый!
Жизнь мою напомнит мне.
То углем, то белым мелом-
Все полоски на спине,
На груди, внутри и в сердце.
Сотня кочек на версту…
От малины и до перца
Вязь оскомины во рту.
Я устал, веревка, биться.
Виться в петлю перестань!
Буду впредь о том молиться:
Отвяжись, порвись, отстань!






Шевельнулся я чуть–чуть, невольно.
И они услышали меня.
Журка закурлыкал недовольно,
Крыльями любовь свою маня.

Журки улетели – грусть осталась,
Что в меня вселилась средь полей.
И чем больше лет, чем ближе старость,
Чаще вижу пару журавлей.



Мне сказали

Мне сказали: на, синицу,
Это более нуля.
Забери её в десницу,
Не поймаешь журавля.

Я ответил, давшим хлеба,
Сдачу сдал я их рублям:
 «Не нужна мне птица с неба,
важна грусть по журавлям».

Не был мой ответ замечен,
И остался я один.
Но однажды, мне на плечи,
Сел журавий с неба клин…

Журавлей у Бога  много,
Как речушек и полей.
Впредь моя лежит дорога
Вместе с клином журавлей!



Мы в плоскости увидим кривизну

Мы в плоскости увидим кривизну.
Для нас иные временные вехи.
Мы выделим на чёрном  белизну,
Заметим горе в развесёлом  смехе.
Мы ведаем про фокусы зеркал,
И каково бывает отраженье.
В морском прибое, бьющемся у скал,
Вселенское, не менее, движенье!
У большинства, совсем не тот размах.
И многим - двадцать лет, но песня спета.
Для нас - журавль, на машущих крылах,
Несёт весну, тепло и зелень лета…
Они – и что? Журавль летит один.
Да много их  за лето тут летает.
Сейчас бы, мощный в руки карабин,
Глазеть на птиц – желанья не хватает!
Заметить приземлённым не дано,
В мгновенье – вечность, в вечности – мгновенье
Несчастным им, познать не суждено,
Однажды ночью – в сердце озаренье!
Известно всем: им имя – легион.
У них для нас – тьма пакостей, наветов.
Они, порою, нам – кошмарный сон,
Немое удивленье, без ответов.
И нас, возможно, обмануть легко.
По жизни мы, как маленькие дети.
Хотя летим далёко, высоко,
Но верим всем словам на этом свете.
Они всё врут. Мы никому не лжём.
И не хотим с дороги уклониться.
Бывает, видим, что костёр сожжён,
Но веруем: он снова разгорится…
И ведь, работает! Причём, всегда!
Приводит в изумленье окруженье.
Горит в ночи Полярная Звезда,
Но шлёт не всем своё благословенье!..

ПРО СЕБЯ И НЕ ПРО СЕБЯ


 




Пусть простят

Пусть простят, кому нанёс обиду.
Я прощу, обидевших меня.
Сядем, - от души, - а не для виду,
Посидим у общего огня

Лёд растопим, бывший между нами,
Осознав ошибки прошлых лет.
Разойдёмся добрыми друзьями,
В каждом загорится дружбы свет!








Внучка! Я же очень – очень стар,
Все мои не сосчитать года.
От бессмертья сильно я устал,
Ты пока здорова, молода,
.
Поноси бессмертье и поймёшь:
Наказанье это, а не дар.
Что оно не стоит медный грош
И одно, из сильных Божьих кар». –

Я сегодня на людей гляжу:
Кто же, на бессмертье кандидат?
Никого пока не нахожу,
Кто Душою истинно богат…






 






В О Р О Н Ы   И   В О Л К И
             
         

Под калиновым кустом

Под калиновым кустом
Я лежу, в ногах с крестом.
Из таежных дальних мест
Привезен мне этот крест.
Будет воронам насест.
Также и для их невест,
Что летают здесь окрест,
Оглашая криком лес.

Я «гляжу» на божьих птиц.
С блеском черных ворониц.
Ночью, утром, среди дня
Они кличут про меня:
«Он хороший был боец,
глубоко зарыт, стервец!
Нам его никак не взять.
Так зачем сюда летать?
И ветрами крылья бить,
Если кровь его не пить?»




На лету…

На лету и на скаку
Ворон каркнул казаку:
«Ты, скачи, лети стрелой
по степи  вослед за мной,
Я на вражью  на беду
Всех врагов твоих найду.
Покажу тебе их след,
Может, будет нам обед».

Еще раньше у хазар,
Ворон нехристям сказал:
«Приведу я казака,
даже пусть, издалека,
у граничного столбца
выставляйте вы бойца.
Кто из них двоих не сдюжит,
Мне достанется на ужин».

Верит ворону казак,
Ему вторит и степняк.
У границ родной земли,
Оба, разом полегли.

Ворон низко – низко кружит,
Есть обед  ему и ужин.









Я сегодня к бабушке Яге

Я сегодня к бабушке Яге
Забегу  на  несколько минут.
На короткой с нею я ноге
И меня всегда в избушке ждут.

Наливает чай бабуся мне,
Не  индийский, а из трав букет.
Разговор ведётся при луне,
Время тает, и пространства нет!

Не прорвётся к нам в избушку крик…
Сотня радуг! Миллион цветков!
Век – короток, как единый миг,
И в мгновении – тысячи веков…

Говорите, сказки все – враньё?
С детства я со сказками дружу.
Проживает, больше, в них – моё.
Я дурного в том не нахожу.
А намедни, дедушка Кощей
Про усталость что - то говорил.
И пока я ела чашку щей,
Мне своё бессмертье подарил.


Дар Кощея – непосильный груз,
Из Души исчез с тех пор покой.
По его: Он дал козырный туз,
Но не нужен выигрыш мне такой.

И не знаю: явь была, иль сон:
Давит разум и стесняет грудь.
Ничего не взял обратно Он:
 «Передай сама кому–нибудь!



А то дождёшься – бросит пить Илюха,
Подъедет злой, с похмелья дерзкий  взор…
В миг стащит с дуба, и ударив в ухо,
За бороду упрёт на княжий двор.

Там князь таких вот только ждёт и ищет.
Тогда познаешь всю беду – напасть.
Искать ты станешь для дружины пищу,
Хранить, помимо воли, княжью власть.

И делать, что твоей Душе не нужно!
А что – не так, посадят в яму – сруб.
Бородку  сбреют. Уж, такая служба…
Слезою горькой вспомнишь этот дуб.




 








В чистом поле

В чистом поле, поле диком
Тишину вороньим криком
Разломило пополам:
Несся клич по сторонам.
Ворон ворону сказал:
«Видишь, степью мчит казак,
ты лети за ним вдогон
будет мертвым скоро он.
Его ждут уже в пути
И от смерти не уйти.
Как увидишь, что отжил –
Выпей кровь его из жил.
А  напьешься крови свежей
Долго будешь жить без бед.
Ты ж, еще на свете не жил,
Что такое сотня лет?
Я попробовал когда-то,
Кровь людскую начал пить.
А сегодня, жду заката
И устал на свете жить.
Не желаю больше крови,
Опостылел белый свет.
Для меня на свете нови
Нету больше тыщи лет!»










Что – то долго кружит ворон

Что – то долго кружит ворон,
Тянет черное крыло.
Из степных, далеких сторон
Как бы горе не пришло.
С высоты ему видать,
Куда движет вражья рать.
У далекой  у границы,
Слышал я от их людей,
Кипчаковы кобылицы
Уводили лошадей.
Ведь они пришли не сами
Вместе с войском и конями.
Так и есть, закаркал ворон,
Да поднялся волчий вой.
Был вороньим криком вспорот
Мирный быт сторожевой.
Войско кипчаков, орда
Скопом всем неслась сюда.
Огневища запалили,
Далеко их дым видать.
Дымом всех предупредили:
Собирать скорее рать.
Пока шли вглубь кипчаки,
Путь закрыли русаки.
Князь сказал: С какой, хан, стати
Мы должны вам дань платить?
Разворачивай-ка рати,
Соизволь в степь уходить.
Кто с мечем к нам в Русь придет,
От меча тот и падет.






Сорвался кот с цепи позолоченной

Сорвался кот с цепи позолоченной,
Прикован к ней был несколько веков.
Конечно же, он стал совсем « учёный»,
Сидеть сегодня – нету  дураков.

Исчез куда–то. Растворился в нетях…
Наверно, скрылся бедный за «бугор».
Я пригляделся, что – то с дуба светит:
Там Соловей – разбойник, тать и вор.

 « Я думал ты – давно уже покойник». –
Да, видно, только так помыслил зря.
Ответил мне Соловушка – разбойник:
 « Сижу и жду – Илью – богатыря!

Желаю сатисфакции, победы.
Хочу Илью навечно победить.
В дальнейшем чтоб меня не злили беды,
Впредь будет мне Илюшенька служить».

 « Да не дождешься ты   - запил Илюха.
Наверно, вновь на тридцать с лишним  лет.
В стране опять упадок и разруха,
Постереги, хоть ты её от бед.


Коль на Руси случится запустенье,
И грабить станет некого тебе.
Сиди на дубе. Стройное растенье!
И радуйся устроенной судьбе.




Драться – не сметь! Никого не жалея.
Пусть выясняют: кто добрый, кто злой?
А установят, кто  злее, добрее –
 и вызывают друг друга на бой…

Мы же, сестрицы и две половины
В каждом живём, но не знают они.
Думают: недруги в войнах повинны,
Сами в себе распаляют огни.

Драки, побоища, ссоры и склоки,
Делаясь хуже, от этого злей
Не извлекают из бойни уроки,
Не становясь, ни мудрей, ни сильней.

Плачет Добро, глядя сверху на это.
Жалко Добру неразумных людей!
Зло подобрело и тянется к свету,
Судит всех тех, кто становится злей.

В общем, сместилось всё, перемешалось.
Даже не ясно, уж как мы живём?
Нужно ведь, только–то, самую малость:
Зла не увидеть, но в Сердце своём…

Добрыми  все себя чтут, почему – то?
И говорят:  «в сердце нет у них зла». –
Вдруг, обстоятельства высветят круто:
Вместо лица – видишь рожу козла…

А приглядишься: рога и копыта,
Где не должно быть копыт и ни рог.
Злющая  суть под личиной сокрыта.
Маску сорвать сможет только лишь Бог!

Сложно всё это. И вечные темы
Вряд ли сейчас будут тут решены.
Надо признаться открыто, что все мы
В жизни земной  и грешны  и  смешны…

Волки

Где волки вольные? Куда они девались?
Из песен, из легенд и вещих снов.
«Мы на глазах в собак перерождались,
Не только в тех, что лают на слонов.
В очах волков огней не зреть лучинных.
Нас убивают, гонят в кабаки.
И по причине, больше без причины,
В удобный миг берут за кадыки.
Поля пусты, как старые погосты,
Загажен лес. По темноте скользим,
Куда, не зная сами. Жить непросто
В седом безверье и в безмолвье зим.
Прикармливали нас и били долго
И мы теперь не звери, а тварьё.
Большая редкость встретить ныне волка,
Того за кем пошло бы впредь зверьё.
В вас умер навсегда закон дремучий.
На прахе предков извелись венки.
Так волчья кровь смешалась с кровью сучьей
И от волчиц рождаются щенки.
Без волчьего, звериного оскала,
И скоро забывают матерей.
С походкой пёсьей и нутром шакала,
С повадкой гадкой сытых егерей.
Живущие  не дедовским законом,
В тряпье и водках, знающие толк.
А в это время с человечьим стоном,
Быть может, пал от пуль последний волк».









Ворон ворону кричал

Ворон ворону кричал:
-«На тебя я осерчал.
В поле диком пала рать,
Не хотел меня ты звать».-
Ворон малый отвечал:
-«Зря, ты старый, осерчал.
Ты живешь две тыщи лет
Звал кого ты на обед?»-
Ворон старый дал ответ:
-«Нет, не звал. И жил без бед.
И не буду звать я впредь,
Чтобы вас не взяла смерть.
Кровь людская – не водица,
Нужно знать, как ей напиться.
Кто, не зная, подойдет,
Враз  того она убьет.
Вас я кровь пить не зову,
Долго потому живу.
Ворон малый замолчал.
Ничего не отвечал.
Старый  каркнул с высоты:
-«Мой приемник – это ты!»









Добро и Зло

Встретились раз на единой арене
Сводные сёстры: Добро, ну и Зло.
 « Выясним враз мы сейчас отношенья,
Так с одиночеством нам повезло!

Нашим разборкам мешать здесь не станут.
Нет никого. Мы сегодня одни.
Кости побитой в небытие канут,
Их беспощадные слижут огни».

« Что ты сказать мне желаешь, сестрёнка?»-
Речь повела та сестра, что Добро.
 « Думаешь, ты, что тонка селезёнка,
Драться с тобой, у меня?  Не мудро?

Мне опускаться со злобой до драки.
Правда, и драться Добру – не к добру.
Выдумки это людские и враки,
Морду сейчас я тебе раздеру!»

Зло защищалось. Сначала – безвольно,
Но распалялось, входило во зло.
Рвало Добро на кусочки и больно,
Позже Добру против Зла повезло.

Дрались, мирились и плакали оба,
Выли, смеялись, как далее быть?
 «Две половины с тобой мы, до гроба,
В жизни нам не чего больше делить».

Надо же! Людям на горе и боли,
Договорились, что делать им впредь:
Следует жить в человеческой воле,
Мирно, безмолвно на Землю глядеть.




Она в себя впитает все пороки,
Всю грязь и злобу, тьму  людских сердец.
Ещё запомни: не имеет сроки,
Тебе по гроб её носить, юнец!»

Кощей глядел пронзительно и строго.
Не помню где, но видел этот глаз.
И я хожу, мной выбранной дорогой,
Сейчас, сегодня нахожусь средь вас!








 







Подсчитал за жизнь свою потери


Подсчитал за жизнь свою потери,
Те, что помню и в Душе ношу.
Остается плакать в полной мере!
Но креплюсь я, сам себя прошу:
-«Покрути-ка у колодца ворот,
зачерпни водицы, да попей.-
Слишком часто что-то черный ворон
Прилетает утром из степей.
Над колодцем крыльями помашет,
Виснет в небе, словно не летит,
Чернотой серебряной украшен,
Косит глазом, молча говорит:
-«Покрути-ка у колодца ворот,
да испей колодезной воды.
Ворон я, тот самый черный ворон,
И являюсь вестником беды».

Не желают иль желают люди,
Но по мудрым замыслам Творца:
Где есть Жизнь, там следом Смерть пребудет,
Где Начало есть, там жди конца».

Покручу я у колодца ворот,
Отопью водицы. Погрущу…
Улетай обратно черный ворон,
Я с тобою встречи не ищу.
А недавно найденною цепью
Мне Господь сказал, что путь мой длин.
Улетай далеко ворон в степи,
Ты на свете вестник не один!




С К А З К И

 
    Говорите, сказки все враньё?

Говорите, сказки все враньё?
Не бывает в жизни Синих птиц?
Растащило мудрость вороньё
По частям, на  множество крупиц.

Так, что сложно их сейчас собрать,
В целую, единую строку,
Чтоб понять, наверняка узнать,
Почему – пол царства дураку?

Почему же, дурня волк везёт?
И ему быть умным ни к чему.
В сказках, почему наоборот?
И ещё  сто тысяч  «почему» 
 
Мне понятно: сказки – не враньё,
В сказке слово всякое – кристалл.
И над теми кружит вороньё,
Кто за правду сказку посчитал.



Взял у Кощея  шапку – невидимку

Взял у Кощея шапку – невидимку.
Конечно, сразу от него исчез.
 «Он много дал бы за мою поимку».-
Я так считал, перебегая лес.

С тех пор без шапки  не ходил ни шагу.
«Вот», - думал, - «счастие себе достал».
От дурости глушил без меры брагу,
О всём другом и думать перестал.

Дображничал до дикости и бесов.
Мне  не охота стало пить и есть.
Не находил себе нигде я места.
Неужто, в этом счастие и есть?

Среди людей метался невидимкой,
Полубезумный, просто – никакой.
Я видел то, что скрыто плотной дымкой.
Неправды, лжи, да подлости людской.

Я сдёрнуть шапку с головы пытался.
Но волшебство! Взяла и приросла!
И я незрим, как был, так и остался.
Она на мне, как уши у осла.

И вот недавно, прибыл я к Кощею.
Конечно, стал прощения просить.
 « С тебя  незримку сдёрнуть не сумею.
Сам шапку взял – тебе её носить.

Берущий  шапку, кажется случайным,
Но выбирает только шапка та.
Она секрет имеет важно-тайный:
Ты видишь всех, но сам – то пустота.





До Высочества высоко


До Высочества высоко,
Но я, всё жё, долечу.
Не простая птица Сокол.
Мне летать так по плечу.
Взвейся в небо Сивка – бурка,
Чтоб увидел я зарю.
У меня есть чернобурка,
Я царевне подарю.
К ней моя ведёт дорожка.
Разгоню в галоп коня.
Смотрит Марьюшка в окошко,
Ведь она там ждёт меня!
К чернобурке прилагаю
Звёзды все. Созвездья все.
Пусть на ней они мигают
Бусами во всей красе.
Что царёвы мне пол царства?
- Моей волюшки конец!
Те пол царства – мне мытарства,
Тяжёлее, чем свинец.
Кроме Марьи мне не надо
Ничего. Она мне приз!
Бриллиант. Алмаз. Награда.
За неё спасибо Жизнь!






Говорю Мария

Говорю Мария, как пред Богом,
Красный терем твой – тебе тюрьма.
Не по правде судишь дух мой, строго,
Не от сердца и не от ума.

Окружение тебе напело:
Дурачок – Иван, Иван – болван,
Дураком быть – Иваново дело,
А твоё – беречь высокий сан.

Подарю тебе, что заимею,
И другим раздам всё, раздарю.
Хватит мне того, на что глазею.
Я ТВОРЦА за Жизнь благодарю.

Что люблю рассветы и закаты,
Что я просто – есть. Дышу. Живу.
Углядел в твоих очах караты,
На росу гляжу и на траву.

Небеса – мне лучшее лекарство.
Ночью звёзды говорят в душе.
За свободу – не возьму все царства,
Будем жить с тобою в шалаше.

У реки, в бору, в цветастом поле,
Нам не важно где душой звенеть.
Я хочу не много: жить на воле,
Вместе быть и вместе умереть.

Наша  Жизнь – не ночь, потёмки – жмурки,
Потому, забудь Мария, грусть.
На печи, на волке, иль на Бурке
До тебя когда – то доберусь.






Или прилечу на Синей птице,
С рыбкой золотой. Они мои.
Вслед Хоттабыч с бородой примчится
Исполнять желания твои.

Ими я уже давно владею.
У меня иголки остриё.
Как – то забегал на МИГ к Кощею,
Он отдал бессмертие своё.

Я ему назад его отправил.
Почему? Да просто не хочу
Жить на свете против Божьих правил,
Груз  Кощея мне не по плечу.

Повторяю, сердцем я желаю
Ощутить  всю жизни круговерть
В правде жить, без маски, не играя
Отцвести, пропеть и умереть.

Так что не грусти, а жди, Мария.
Обойду до края нашу Русь,
Ей сейчас название Россия
И к тебе с подарками вернусь.









Пробираюсь лесом тёмным

Пробираюсь лесом тёмным,
Что к земле меня прижал.
Для Души власть неподъёмна,
От неё и убежал.

Царь отдал мне половину
Царства, трона  своего.
Взявши власть, - я с нею сгину.
Мне не надо ничего!

Я скачу на сером волке,
На плечах моих заря.
Мне не нужно и иголки
От других и от царя.

Наплевать - тропа опасна.
Был бы Марье по душе.
Будет Марьюшка согласна,
Проживём с ней в шалаше.

От людей – одно коварство.
Но мне воля – моя страсть.
Не нужны мне их все царства,
А тем более, их власть.

Не хочу. Но знаю. Будет.
Жить одним  нам не дадут.
Помаленьку люди, люди
За советом прибегут.

Надоедливы, как муха.
Иерархия чинов …
Суета. Томленье Духа.
Хуже всяких жутких снов.