Ещё темнело в небесах –
я вдруг почувствовал, как в комнате в углах
повисла дымкой мгла, стал воздух недвижим,
в окне передо мной на фоне небосклона
забилась ясеня в порыве ветра крона,
и два листа гонимых взвились, сорванные им.
Стояла духота. Как древоточец слепо
во мраке точит древо гроба в недрах склепа –
так мне был слышен ход часов – почти в упор,
и из распахнутых дверей мне слышались, печаля,
голос и звуки тихие рояля,
из дальней залы долетая в коридор.
Повисли тучи тяжким сводом, и всё боле
мне открывалось в тихом пенье боли –
я вдруг тебя увидел, обратившись в слух –
порывы ветра листья уносили,
был воздух сер от возметённой пыли,
и – стон ветвей так глух.
И всё слабее становились звуки –
я видел мокрые от слёз стекавших руки,
склонившись над роялем, сломлена судьбой,
ты пела песню, что невестой петь любила,
которой в юности ещё меня пленила,
пела, я чувствовал, её борясь сама с собой.
А тучи предгрозово всё темнели,
и звуки теплились чуть слышно, еле-еле,
входя как в сердце нож, как если б голоса
двух заблудившихся детей, уж на пределе
последних сил взывая к людям, пели –
и молния тогда пронзила небеса!