И приходит она
в час, когда я ложусь,
чтоб со мною томительно ссориться –
та, которой горжусь,
та, которой стыжусь,
та, что раньше звалась моей совестью.
И приходит она чередою ночей –
и тревожит она, и гложет,
и всё душит меня за измену ей –
и никак задушить не может…
И рыдает, себя же в бессилье кляня,
и всё мечется, точно слепая.
А потом, онемев, отпускает меня.
И, измученный, я засыпаю.
А наутро – сную, а наутро – смеюсь,
вновь готовый кривляться и мчаться,
словно это не я, словно я не боюсь
наступленья полночного часа.
Но приходит мой час, и приходит опять
под бессмысленной маской бессонницы,
чтоб оплакать меня перед тем, как распять –
та, что раньше звалась моей совестью.
1970