Зиме в заметённую дверь
весенний стучится гонец.
Ты знаешь, что чувствует зверь,
когда в нём тоскует самец?
Природа прекрасна в простом:
сверкают клыками моржи,
павлин обольщает хвостом –
любая из самок – дрожи!
Блистать у самцов повелось
пред самкой осанкой своей:
рогами рисуется лось,
прельщает на трель соловей.
Мне ж трелью тебя не прельстить.
И, сердце в истоме топя,
никак не могу не грустить
о том, что не знаю тебя.
Рождающееся в мозгу
горячее слово встаёт,
подобное блика мазку,
что резкость картине даёт.
Ты мне – как рисунок из чувств
Всё прочее – прочь сторонись!
Твой образ ищу и ищу,
чтоб влить его в небыль страниц.
Страница как тундра бела.
Я в ней утопаю в снегу.
Ты здесь где-то рядом была,
а где – ощутить не могу.
Строка проступает едва.
Строка, словно жизни тропа.
Напрасно ищу я слова –
твой сладостный образ пропал.
Здесь женщины нет за сто вёрст,
А если б и были, заметь,
твоё только имя до звёзд
несу я творец и самец.
Эх жаль, что не я – соловей!
А ветер на сердце сквозной,
как южный шальной суховей,
разыгрывается с весной.
И, чувствуя времени пульс,
срывается голоса медь.
Пусть голос беснуется, пусть!
Пусть буйствует снова самец!
1948, Усольлаг
БОГИНЯ
Ты вся истерзанная жутко
в ночах с другими
была им словно проститутка, -
ты мне богиня.
Пусть кто-то ведал злое счастье
с тобой в кроватях,
а я ловлю твои запястья,
чтоб целовать их.
Твоих волос мне светит россыпь
любви во имя.
Другим ты проститутка просто,
а мне богиня.
В моём молитвенном экстазе,
в моём ты гимне.
Но, не любя, не лги некстати,
не лги, не лги мне!
Не лги, чтоб я от счастья умер,
целуя руки,
не веря в то, что сам придумал
в часы разлуки.
И пусть мятутся злые толки,
что ты с другими.
Другим ты проститутка только,
а мне богиня.
1951, Степлаг