Зима, декабрь во всю бушует.
Снега парчовые раскинулись ковром.
И день короткий задержаться не рискует,
Пустынно, мгла кромешная кругом.
Темнеет быстро и мороз крепчает,
Толкает в спину ледяным ребром.
И ветер вьюжный не особо привечает:
В лицо швыряет колким серебром.
До поворота доезжаю на попутке,
Спешу, но трудно сделать шаг.
Сугробы нанесло и не видать дороги,
Единственный ориентир – большак.
Вдали чернеет кромка леса,
Чуть ближе – Марьина гора.
Здесь, говорят, жила старуха,
Что в юности красавицей слыла.
К тому же, силой обладала тайной:
Лечила травами и насылала сушь,
Скотина пропадала по её желанью, -
За то её прогнали в эту глушь.
И даже летом Марьина гора не просыхает,
Здесь бьёт и по сей день родник.
То слёзы Марьины грехи людей смывают,
И исцеляют всех, кто к тем слезам приник…
Метель напоминает: нужно торопиться,
Невольно прибавляю шаг.
Уже должны дворы деревни показаться,
Вот только перейду большой овраг.
Насколько летом он встречал всегда радушно
И земляникой пахло от земли,
Настолько жутко здесь в объятьях стужи,
И как-то мрачно от бескрайней тишины.
Вдали собачья стая показалась,
От леса двигалась наперерез.
Но вот дома уж светом замигали,
Запахло сеном, и мой страх исчез.
А крайний дом – закозырял задорно,
Пригрелись воробьи в печной трубе,
На подоконнике цветы герани,
И кошка неизменная в окне.
Пришла...Обнялись…Рады моему приезду.
Журят, что сделала такой сюрприз –
Ведь надо было выслать телеграмму!
Приехать неожиданно – был детский мой каприз.
А дед молчит, что говорить без толку.
Отогреваюсь медленно горячим молоком.
Теперь уж знаю, развелись тут жутко волки.
Приходят ночью огородами тайком.
И причитает бабушка: - Дошла живая, слава Богу!
В тепло и дрёму погружается весь дом.
Как ощущенья эти мне знакомы,
А страшно стало мне уже потом.
NL