Рисует память тоненьким пером,
на скомконом листе пунктиры жизни,
Откладывая радость на потом,
притягивая чернь всё ближе- ближней.
В сыром подвале- плесень на душе,
с вином в обнимку и виной под руку,
сидел палач, поглаживая суку,
а сердце- поролон, папье-маше.
Он жаловался ей на свой удел,
что так судьба к нему не справедлива,
а под окном его не спеет слива,
и стены в комнате покрыты в "черный мел".
Он вспоминал, как ночью, в темноте,
к нему приходят те, чьи души плачут,
а он лицо своё под маской прячет,
и плачет и кричит- вы все ни те!
Свеча горела, пламя язычок
с наклоном проливая слезы воска-
прислушался, а мутных слез полоска,
подсвечник наполняла. В дверь толчок...
Собака заскулила, полумрак
наполнился её переживанием,
старик завороженный ожиданьем,
почуял запах смерти, не дурак...
Он сразу понял всё- пора идти,
пора платить за тех, кто был на плахе!
Не суждено ему уйти в монахи,
и искупления в келье не найти.