Во всём подчёркнуто простой –
Лев Николаевич Толстой.
Старинный род, немало прав;
Луга, леса и титул – граф.
Ещё – усадьба, как фольварк,
Ещё – тенистый старый парк,
Работа, книги и друзья,
И многодетная семья.
Ну что ещё? Могуч. Учён.
От божьей церкви отлучён.
Пришёл к перу уже в годах.
И был с женою не в ладах.
Мыслитель он, – не беллетрист.
Ещё вчера – артиллерист.
Любил себя, любил Кавказ
(Кавказ у нас на всех рассказ).
Кавказ – легенда и молва –
Начало истинного Льва.
Ну вот – и что ж? Легла в итог
Тугая мощь корявых строк;
И, возмужав и осмелев,
Поднялся в рост могучий лев.
Вершины духа покорял,
Свою супругу изнурял.
И, говорят, ходил нале…
Но что не скажут на селе!
Тогда не ведали о том,
Что будет светоч он потом
И всё, что смутами грозит,
В себе зеркально отразит.
Пока ж он тропками гулял,
С собою мир соизмерял,
Любя ворчать да поучать,
Да все на свете примечать.
И так, аллеями бродя
И тьмы поклонников плодя,
Он каждой складкою морщин
Устои низвергал с вершин.
Граф кое в чём зануден был,
Весьма Шекспира не любил.
И то, и сё вокруг ругал.
И всё из дому убегал.
Его жена, нося хомут,
Топиться бегала на пруд,
А графу это хоть бы хны,
Не явь как будто всё, а сны.
Достав супругу из воды,
Старик садился за труды.
И где б он, честно говоря,
Достал верней секретаря.
Толстой старательно писал,
Толстой Россию потрясал.
И, наконец, помилуй Бог,
В последний раз из дому сбёг.
Понеже истово грешил,
Махнуть в Лапландию решил,
Так говорит упорный миф.
Так дрался с Господом Сизиф,
А, может, русский Голиаф.
А, может, прав, однако, граф.
Не зря в такие-то дела
Его гордыня завела.
Но тут и опочил на станции
Старик на спринтерской дистанции.
Поборники его нашли,
Опять в именье привезли.
И, как и прочил институт,
Похоронили прямо тут.
Жил на земле, из почвы весь,
И быть закопан должен здесь.
Чтоб не испортила рассказ
Одна могила – напоказ.
Ну вот, скончалось их сиятельство,
А нам осталось их писательство.
Дневник оставил не пустой
Лев Николаевич Толстой.
2009