Улицы переполнены юркими псевдопарами,
одетыми жарко и пасмурно — по сезону.
Посмотри, мой свет: ночь красит небо в муаровый,
чиркая звёздами по застывшему небосклону.
Знаешь, тут всё настолько нелепо — не так, как нужно.
Значит мы тоже имеем право на невозможность.
Сегодня днём снег сыпался с неба стружкой,
словно игрушка — стеклянный шар. Проехала неотложка,
а мы идём параллельно друг другу — по двум орбитам.
Вроде бы рядом, но пропастью между нами
струя холодеющей наледи — перекрыто.
Нам только слиться — иначе нельзя. Словами
мы пытаемся сделать мостик — построить сушу —
пересечься, свести прямые, соединиться.
Перевязывая хрупкой ленточкой наши души,
мы сохраняем печать равнодушия в наших лицах.
Что же делать теперь? Ленточки спаяны — узел Гордиев.
Ведь параллельные не пересекаются — всем известно.
И ты можешь назвать меня глупой, дурной и гордою,
но морские узлы развязывать бесполезно —
если только рубить. Топором под вокал гитары.
Ты идёшь и думаешь, мол «это игра — разрублю с утра».
Посмотри, мой свет: ночь красит небо в муаровый,
отливающий сталью острого топора.
Я иду и думаю: «Всё разрешится утром,
таким морозно-солнечным утром..». Не буду думать —
будто ночь никогда не кончится и как будто
я не слышу ни стука сердец, ни шагов, ни шума.
Я иду по поребрику, как осужденные шли по краю.
Твоё пальто напоминает чёрный парчовый плащ.
Наверное, это страх. Перед смертью. Уже светает.
И ты капюшон надеваешь, как мешок надевал палач.
Мы стоим, молчим, а холод струится змейкой
по телу, пробирается прямо внутрь — и до костей.
Ты чертишь на мне рукой две линии — по линейке —
и я будто бы на Голгофе — распятая на кресте.
Ты в полном изнеможении падаешь на скамейку —
кровь капает медленно на белый целинный снег.
Но не кори себя, как Пилат когда-то: я очень верю,
что я воскресну скоро — и мы вместе, как в светлом сне,
улетим отсюда на небеса.
Это случится как раз к весне.