АЗЫ БЫТИЯ
***
Я по ночам, от метаний устав
между забвеньем и вечностью, вижу
мне дорогие родные места,
женщин любимых глаза и уста,
к небу взмываю, как будто не вешу,
молод, раскован, безгрешен и весел,
кем-то великим мечтающий стать.
Так погружаюсь в пространство себя.
В нём моя прошлая жизнь уцелела:
мама целует, двор полон ребят,
дети все дома играют и спят,
властен над женским и собственным телом,
слово ещё не расходится с делом,
разум и совесть ещё не скорбят.
Быть невозможно всё время в себе:
нужно трудиться для славы и денег.
С грузом в душе, на челе и горбе
я выхожу в мир тщеты и скорбей
весь из себя и готов к нападенью
памяти, совести, к грехопаденью,
к встрече с судьбою на узкой тропе.
И разрываюсь я между собой,
тем, кто внутри меня бережно спрятан,
знающим только добро и любовь,
с тем, кто согласен с доктриной любой
и вырываться не смеет из ряда,
строя, шеренги, колонны и стада,
и, коли гонят, идёт на убой.
***
Мы все у судьбы на прицеле:
охватят вдруг трепет и дрожь,
и что-то за душу зацепит,
а что – ты никак не поймёшь.
И будет эрзацем казаться
все то, на что жизнь положил,
и будешь в сомненьях терзаться,
а жил ли когда не по лжи.
И снова захочется пасть
и не думать, что ты обречён.
Явленье таинственно счастья,
тут зло и добро не причём.
***
Поля разлеглись отдохнуть,
подремать до рассвета.
Не догонишь лихого коня
пролетевшего дня.
Не чудом ночным,
а щербатой и старой монетой
луны появление
не вдохновляет меня.
Слеза застывает,
безжалостным выжата ветром.
В душе еле тлеют
уголья последней любви.
Как всем в этом мире,
и мне воздаётся по вере.
И нет исключенья,
как душу ни тешь и ни рви.
Добраться до дома хочу,
очень выспаться надо.
Осенней порою
отчётливей жизни тщета.
Всегда меня ночи врачуют
безмолвьем и хладом,
когда даже водка
не может помочь ни черта.
И неба покров надо мною
спокоен и вечен,
и Бога становиться
жалобой стыдно гневить…
Шальной и беспутный,
разбудит меня утром ветер,
раздует пожар
из угольев последней любви.
***
Уже который год багряный переход
от осени к зиме прокладывает ветер,
кленовый лист несёт, меня с собой зовёт,
всё бросив и забыв, опять лететь по свету.
Мне в этом нет нужды. И дружбы, и вражды
чуждаюсь я, забыл азарт погони.
Уже чудес не жду. Мной прокляты вожди,
иконы сожжены и сорваны погоны.
С утра и до утра гудит ветров набат,
о горестях утрат опять напоминая.
Прекрасен был рассвет, а ныне мне закат
сулит иную жизнь. А есть она, иная?
О ВЛАСТИ
1
Я не люблю подчинения
с рождения. Тих и ленив.
Плюю на чужие мнения,
хотя обижаюсь на них.
Чужды мне лавры первого,
милость и гнев вождей.
Я не соперник Коперника,
мне милей Галилей.
2
Чужда мне любая власть,
хотя и могу влистить,
но чаще хожу не в масть,
хотя не хочу и мстить.
Пес беспородный родней
цепных и паркетных псов,
чище вода на дне,
посох честней, чем засов.
3
Власть ничью не люблю,
ни с одной не дружу я.
Сколько можно – терплю,
что свою, что чужую.
Только вот в чём беда,
понял я, маясь годы:
только власть может дать
ощущенье свободы.
4
Чтобы в грязь лицом не упасть,
Мне не нужно соломки стелить,
Так как женщин, деньги и власть
Я стараюсь ни с кем не делить.
5
Перед многими робел,
но ни разу не рабел.
О НАЧАЛЬСТВЕ
«Выколешь себе талы-то!»
Из окриков моей бабушки.
Связанный словом свободен.
Обещания не кандалы.
Клясться легко народу,
Потом он хоть ссы в талы;,
Умоешься божьей росою.
Не по слову, по чину честь…
Я начальство своей Расеи
Принимаю, какое есть.
***
В блаженном непротивлении
всю жизнь я свою провожу:
за зло воздавать просто лень мне,
со всеми почти что дружу.
Завидую лишь втихомолку,
могу средь своих побрюзжать…
Но чтобы бросаться вдогонку?
На печке мне легче лежать.
Мурлыкает рядом кисуля,
сверчок свою песню поёт…
Соперники где-то проснулись
и рвутся, кто вверх, кто вперёд.
Я разумом их понимаю:
прекрасно быть первым из всех,
но с печи своей не спускаюсь
давно уже – есть такой грех!
В друзьях у меня тараканы,
что дружно за печкой живут,
кому не страшны ураганы
и дорог покой и уют.
Пускай и не Богу я свечка,
Но и чёрту не кочерга.
Ко мне не взбирайтесь на печку,
Она мне, как жизнь, дорога!
***
Какие-то странные люди
являются в полночь ко мне
и совесть уснувшую будят,
но разум мой тёмен и нем.
Я вижу их ясно и чётко,
и речи их льются ручьём,
они вопрошают о чём-то,
никак не пойму я, о чём.
В словах их тревога с мольбою,
укор и угроза в глазах.
Я знаю вину за собою,
но нечего мне им сказать.
И я просыпаюсь, охвачен
дремучей ночною тоской:
для них я во сне что-то значу,
ничтожность в пустыне людской.
***
Дмитрию Быкову
Кошмар опоздания к сроку
опять меня мучит во сне.
Железная снится дорога –
прикован всей жизнью я к ней.
С рожденья до смертного часа
всесилен разлуки закон.
Плацкарту имею нечасто,
доступней мне общий вагон.
Забытый родными и Богом,
в холодном и липком поту
ворочаюсь ночью в тревоге,
что в сторону еду не ту.
Куда и зачем, каким рейсом
и взят ли обратный билет?!
Не ведаю. Мечутся рельсы,
нигде расписания нет.
Душой моей носится траур
по жизни, что в детстве была.
Прокурен заплеванный тамбур
и вермут допит из горла.
Проснусь с облегченьем – я дома!
Засну—снова где-то в пути:
пейзаж за окном незнакомый,
тоска и тревога в груди.
Как будто я что-то кому-то
когда-то не отдал – и вот
ночная душевная смута
в дорогу зовёт и зовёт…
Покинуты мать и невеста,
пуста за плечами сума.
Гудки голосят в поднебесье,
сводя постепенно с ума.
***
Отлетая навек, близких души,
исчезая с обжитой земли,
сорок дней рядом кружат и тужат,
что уже жить на ней не смогли.
Льёт луна сквозь курчавое сито
безучастно небесный елей.
Спит земля, лунным светом залита,
словно нет на ней больше людей.
И на жутком холодном скрещенье
не предсказанных Богом дорог
плачу я, словно брошенный щеник,
что недорог, дурак и продрог,
осознав своё битое счастье,
что остался один и ничей
доживать в непрестанном ненастье,
задувающем пламя свечей.
***
Ни за что, никогда, никуда…
В отрицанье – мольба о покое.
В утверждениях истин – беда,
И герои опасней изгоев.
Никуда, ни за что, никогда…
Перед верою разум немеет.
Всё вокруг суета да тщета,
Проще жить, ничего не имея.
Никогда, никуда, ни за что…
Целомудрие тайны небесно.
Преступленье ведёт на престол,
А смиренью доступнее бездна.
Ни за что не отыщешь начал,
В никуда устремляется время,
Никогда не оставит печаль
Всех несущих сознания бремя.
***
Пыль забвенья с прошлого сотру:
Каждый век по-своему греховен.
Свят, велик и чтим живыми труп.
Пахарь нищ и бездуховен воин.
В грязь побеги забивает град,
Тонут злаки в бешеных потоках.
Издыхает обречённо град.
Тяжек труд. Горьки его итоги.
Но безумна к сущему любовь
У любой пожить успевшей твари.
Камнем искра высечена вновь!
Жаждет человечество пожарищ
И готово слёзы, пули лить,
Предпочтя тигрицу голубице...
Ненавидеть легче, чем любить,
И святых понятнее убийцы.
***
Все названия, даты, цитаты
твоему неподвластны уму.
Суть прошедшего не увидать в них,
лишь поднимешь истории муть.
Исчезают бесследно событья,
не наследует завтра вчера.
Только высшим чутьём и наитьем
ты способен вчерне начертать,
кто в минувшем плохой, кто хороший.
А умом? Ошибёшься в разы!
Всё равно тебе прошлого рожа,
издеваясь, покажет язык.
Даже если ты что-то и верно
в нём нащупаешь хитрым умом,
не распахивай в прошлое двери.
Оно живо, покуда темно.
***
Лжепророки уже не обманут,
Надоел мне надменный их пыл.
Дорожу ликованьем команды,
Но чураюсь восторга толпы.
Помолюсь я в заброшенном храме,
Среди мусора, тлена, дерьма…
Плачут на небе папа и мама,
Я всегда для них беден и мал.
И наградами не обольщаюсь
Среди немощных, нищих, больных,
Но себе малодушно прощаю,
Что живу не для них среди них.
***
И камни стираются в прах,
Но души беспечны и вечны.
Живём мы в различных мирах,
И эти миры бесконечны.
На лунного света постель
Придётся когда-нибудь лечь,
Но оттуда всегда ждёшь вестей,
С рождения чувствуя вечность.
Дотлеют леса и жнивьё…
Дыханием смерти овеян
Любой, кто живёт под луной
И вечность дробит на мгновенья.