Мусорная корзина. День параллелей

Сан-Торас
 
На столе лежит подписанный конверт - "срочно и строго".
Там много всякого срочного, и конверт разбух, как ядерный гриб.
Смотрю на него - война!
Жизнь проходит в драке с собой. Каждодневная схватка.
Заставляешь себя делать то, что не хочешь, вообще, что-то делать.
Утро - паническое время. Просыпаешься в панике.
Надо бежать туда и сюда, успеть то и это.
Утро требует активных действий.
Не хочется:
Первое - вставать.
Второе - элементарно выползать из постели.
Третье - шевелиться.
Утром грызут мысли о долге. Под черепом тасуется перечисление дел.
Страх, что не выполнишь, не справишься, не успеешь.
В черепе давление долга.
Пьешь кофе, куришь - передышка.
Думаю, что все плохое снится к утру.
Ужас перед пробуждением, перед активными действиями...
Состояние дремы рисует кошмар, кошмар это преддверие жизни.
Понимаю, почему большинство людей любят с утра бежать на работу.
Крутиться на взводе легче, чем столбенеть перед выбором.
Выбирать, осмыслять, ощущать... От этого впадаешь в панику!
Паника- это суета, суета - это смута, смута - это тревога,
тревога - это страх, страх - это паника,
Замкнутый круг.
Замкнутость пугает, как безысходность.
               
                ФРАНЦИСК И ФАУСТ

Монахи не хотят иметь детей - не хотят паники, суеты,
даже радости, компенсирующей все эти неудобства, не хотят.
В монастырь бегут от страха перед жизнью, еще из хитрости.
Мол, вы тут ярко наслаждаетесь, за это вам ад!
А мы живем скромно, даже тускло, за то нам рай.
Мы вас обхитрим! Вам - быт временный и сиюминутный,
нам - бытие вечное и бесконечное!
Монахи занимаются собой, ни с кем не хотят делиться жизнью.
У меня в "Бритом ангеле" есть стихи про Франциска.

          Он с тоской бичевал свою плоть,
          Не касался рабынь и вина,
          В собеседниках только Господь,
          А в любовницах только луна!

          Он страдал, он молитвы носил
          На вершину отвесной скалы,
          Чтоб Всевышний, смягчившись, простил
          Неразумные чада свои.

          Детский смех там, увы, не звучал -
          Монастырские своды в тиши.
          Там Франциску никто не мешал
          Заниматься спасеньем души.
 
Церковь любит, чтобы энергия всей твоей жизни целиком перетекала в нее.
Питаясь этой энергией, она растит свое могущество.
Предлагает - дай мне сейчас, а я тебе потом!
Ненавижу посулы!!! Я за игрушки Фауста! -
- Отдай мне эту жизнь! Бери всю ту!!!
Кто-то возмутится! Люди суггестивны.
Живут под гипнозом эпохи, живут на волнах внушений.
Массовый гипноз перетекает в личный психоз.
19 век - религия, Христос.
20 - партия, марксизм.
21- доллар.
Диалектика в том, что каждый век меняет себя на противоположный.
Тот век - всем миром креститься, этот отмахивается от креста.
Те бьют богачей, эти молятся на деньги.
Поколение альтруистов порождает поколение эгоистов.
Религиозные фанаты, буквально на моих глазах, выродили безбожников и атеистов.
Закон полярности и противоположности в каждом новорожденном.
Одно поколение перечеркивает другое.
Почему? Потому, что все то, что отрицает старое, думает, что оно новое!
Сбросим с корабля современности!!!

Мысли о вечном успокаивают, поскольку вытесняют мысли о сиюминутном.
Любимый афоризм мамы: "Это ерунда по сравнению со Вселенной!"
Что могу сказать? - Что и вселенная тоже ерунда!
Надо гулять собаку (скребет в дверь).
Точно то, что когда нападает срачка и вселенная ерунда.
 
                САЛЮТ

На днях был день рождения Москвы.
Ходили с девчонками по Тверской на Красную, дошли до Манежной,
сели на скамейку. Они хотели смотреть салют.
Чувствую себя в толпе резко одиноко, щемящая пустота в тесноте.
Все ждали салют. Зачем он им?
Девчонки хотели мороженного. Мне ничего не хотелось.
Борюсь с депрессом умственным усилием.
Перечисляю в голове - как, должно быть, хорошо от того, что дети не болеют,
и бомбы не падают.
Обругиваю себя, презираю, стращаю, привожу яркие примеры,
напрягаю воображение.
Для того, кто вырвался из тюрьмы или из больницы, сидеть здесь,
смотреть на салют - счастье.
Мысленно переселяю себя в темницу.
Силюсь вообразить, обостряя контраст темной темницы и Красной площади.
Осмысляю, что я не там, а тут.
Счастья не ощущается.
Рядом сидят две провинциалки из Бирюлево.
Сообщают друг другу в разрезе прошлого и будущего свои бытовые действия.
Одна говорит:
- Приду домой и завалюсь спать! - так она мечтает и предвкушает.
Вторая рассказывает, как примеряла обновы, покупала что-то,
куда-то в этом ходила.
Удовлетворяются перечислением того, что будут делать или что делали.
Вчера что делали? - гуляли, пили, трахались... Класс!
Завтра что будем делать? Гулять, пить, трахаться... Класс!
Настоящее не интересует, момент самого траха - вторичный.
Главное, предвкушение и воспоминание.
               
                ЖЕЛАНИЯ

Глаголом «жечь сердца людей» труднее, чем определением.
Глагол не жжет, но удовлетворяет.
Глагол-действие ведет к достижению, достижение - к удовлетворению.
Слушаю людей на скамейке. Сплошные глаголы!
Напала скука, буквально вцепилась.
Молодежь живее стариков. Инстинкт секса будоражит. Свербит.
Хочется. Желание придает живость. Глаза рыщут..
Когда хочешь есть, не замечаешь как открываешь холодильник,
зависаешь на дверце - О! Нашел кусок! Сожрал!
Остаток обратно не положишь, огрызок бросишь на столе, убирать не будешь.
Удовлетворился – интерес угас. Дальнейшие действия уже требуют усилий,
а это насилие над собой. Каждый готов пожрать, но не готов убрать.
Убирают, обычно, матери. Сначала производят, как творцы,
а потом обслуживают, как рабы. Обслуживающий персонал, люди второго сорта,
а кто первого?
Видимо те, кого обслуживает обслуживающий персонал.

                ВДНХ

Намедни были с Таней на ВДНХ, на выставке книг, то есть ярмарке.
Посмотрели поэзию. Такие крошечные томики, жиденькие,
размером с ладонь ребенка.
Мандельштам с ладонь, Гумилев тоже...
Все гиганты с ладошку - насмешка.
Среди книг Таня встретила друга детства - когда-то у них был
платонический роман. Оба стали неузнаваемы.
Похоже, что от встречи оба испытали культурный шок.
"Мир не узнать и своего лица -
метаморфозы времени курьезны!"
Он заметался, не знал, что с собой делать. Хотел бежать
от впечатлений, спрятаться. Стеснялся себя.
Похоже, хотел исчезнуть, чтобы привыкнуть и
потом вылезти из душевной норы осмысленным.
Таня желала осмыслять публично, чтобы отвлечься и меньше страдать.
Я думаю, что предвкушение события ярче самого события.
В школьные годы мы предвкушали встречи через 20 лет - какими мы будем?
Копим мстительные обиды - он еще пожалеет...Вот он тогда поймет!...
А он не только не поймет, не пожалеет, он, вообще, не помнит!
Сидит, тупо жует пельмень, не помнит - скучно.
Скучно, когда ты видишь, а другой нет, ты слышишь, а другой нет,
ты помнишь, а другой нет.
Скука - состояние, когда не с кем разделить чувство, обменяться мыслью,
ворваться в память.
Он сказал про их с Таней окружение, про тех с кем виделся:
- Мы все умерли, а ты живая!
Он не успевал за ее мыслью и говорил, что ей надо быть среди молодых -
им еще интересно то, что интересно ей. Они ищут, хотят поэзии, стихов!
Я держу на ладони детские томики серебряного века и понимаю почему
люди врут будто любят поэзию.
Хотят казаться умнее, духовнее? Конечно, но, главное, хотят
оставаться моложе! От рифмы молодеешь!
Остаться в молодости это не морщины разгладить, обчекрыжив кожу.
Это любить стихи, бег, волну, полет... хотеть любви и жаждать перемен!
Оседлость - старость.
Он сказал Тане: " мы мертвые, а ты живая!".
Лучше быть мертвой среди мертвых, чем среди мертвых живой.
Быть среди мертвых - тоска и ее причина. Мертвые не веселятся!
Им не смешно. Они пьют и поют, поют заунывные песни. Скучище!
Он сказал:
- Скука - хорошее творческое состояние. Ничего себе!
- Он такой мнительный - все мнется и мнется, мятый какой-то.
Показывал три фото троих сыновей и маленькую брошюрку на болгарском.
Там его статья про Достоевского. Вот, говорит, моя фамилия!
Сыновей растил не он, а три разные женщины. Но он гордиться.
За тридцать лет две странички на болгарском про Достоевского
и три чужих сына. А что своего? - собственный живот, лысина,
потный нос и мертвая душа, или ленивая - не знаю.
Толстой, Достоевкий - такие умы! - как дети верили в вечную жизнь,
в загробную! Не могли смириться с бессмысленностью.
Слишком увлекались вымыслами. Над вымыслом слезами обольюсь!
В том смысле, что вымысел не реальность. В детстве хотелось верить,
что звери в природе живут как в кино - бегают в лесу милые,
болтливые зайчики.
Это то же, что загробная жизнь! Приятно! Надо же когда-то остановиться?!
Достоевский не смог, не хотел принять того, что с милых зайчиков
сдирают шкуру. Несовершенство мира возмущает как несправедливость.

Они не виделись 20 лет. Сидели, он ел...
Жизнь мелькает как... не с чем сравнить!+
Мысли о вечном тешат, масштабы времени успокаивают.
Вдруг Татя воскликнула:
- Не двадцать лет мы знакомы, а - 30!
Нашелся десяток завалявшихся лет!
Сказала ему, он тоже удивился, лениво кивнул.
Что 20 лет, что 30 - одно и то же!
Таня предложила ему помощь в освоении компьютера, в страхе отшатнулся.
Боится всего, что требует осмысления, боится напряжения.
Пробовать, осваивать, думать - страшно.
Тупость это Трусость плюс Лень.
Голова не мыслит, не работает, не впускает нового, функционирует
в знакомых ориентирах.
Мозг, как собака Павлова, реагирует на узнаваемое и сразу рапортует!
То, что с детства знает, на то и откликается. 
Живость, любопытство, эксперимент - игрушки молодости.
До самой смерти хочу играть. И еще - хочу не перехотеть!

ПРОДОЛЖЕНИЕ БРОДЯЧИЕ МЫСЛИ