1.
здравствуй, спелый сентябрь! после душного лета
высыпают на солнце пикеты, поэты…
здравствуй, Даня Давыдов, Сергей Удальцов,
я для красного бабьего лета – готов!
я, как яблоко, долго на ветке зелёным
зависелся, зарделся, и в землю поклоном
бью с размаха всего, приземляюсь в Столице,
разбиваюсь на улицы, лестницы, лица…
разбегаюсь, как взглядом, по новым всем стенам,
чтобы вновь охватить всё, чтоб видеть мгновенно
то, что солнце по-женски пригрело, как тело,
всё, что жить городским в этот год захотело…
убегали мы в августе вон из-под смога,
в Подмосковье несла нас спасенья дорога,
из железно-магнитного центра - на север,
ничего, кроме воздуха мы не хотели…
но теперь нас магнитят знакомые стАли,
мы от яблонь своих недалёко упали:
Крымский мост, как поднос или пляж – мы печёмся,
это яблочный спас, мы в духовку не рвёмся,
чтобы стать налитыми, как южные груши
и как груди любимой – нам не до игрушек,
это срок наш последний, к нему мы поспели,
дабы почвой не стать, мы всё ярче блестели
чтоб нашёл нас тот взгляд москвича-дармоеда,
кто б наш сок хрустко выпил бы вместо обеда,
кто бы лето из нас выедал с наслажденьем,
не мешая наш вкус с черноплодкой, вареньем…
мы все - яблоки, кони нас тоже жевали,
кривоногие, серые, прочь убредали…
а поэта несло уже в Девичье поле,
где обратно не шёл из романа дотоле…
2.
эх, яблочко, да чернобокое,
припеклось, поди, кареокое?
да с какого пикета ты катишься
за поэтом своим, всё ты тратишься?..
а в райком попадёшь – не воротишься,
но глядишь по пути – сладко морщишься.
вот и через Плющиху ты перебеги-ка,
да вдохни во дворе анаши этой дикой,
что бывает-то только у дворников,
гастарбайтеров, идол-поклонников…
семенят тут и дамы с собачками,
не смущаясь клубАми косячными…
вот и дом полукругом весь вогнутый,
ловит яблочко горб перевёрнутый,
а за ним для вокзала Столицы лицо
правей МИДа овал – «Золотое кольцо»
но не этот овал нас интересовал –
полевей Евроцентра присел и вокзал,
новостройка – трамплин в Москоу-сити,
захотите увидеть – спросите
нас да с яблочком, мы же к мосту
Бородинскому, вниз, и к посту,
там где спит один мент, а я интеллигент-
но по набережной, ой, левей прошмыгну
если Крымский – поднос, то Смоленка – застолье
здесь богато и вкусно всё как празднословье,
даже маленький, мимо плывущий буксир
славит сталинский неоклассИк (не ампир!)
все дома – как тома, наш марксизм-ленинизм,
воплощали мечты здесь строители в жизнь,
чтоб катились мы взглядами-яблоками,
становились советскими правнуками…
3.
широка Москва моя родная:
на изгибе набережной знаю,
что под солнцем все в рост мне строения,
как они – моё здесь настроение,
потому что иду не бесцельно я,
ждёт правее за Пресней любимая,
вся так яблочно-выпукло спелая,
дважды девочка, лаской умелая…
потому и гляжу на дома, словно глажу,
разбираю ремонтно-узорную пряжу,
а на белые стены домины под флагом
я смотрю как в прицел (на курке с пальцем-факом)
этот дом не пропустит, забором оскален,
во дворе его пусто, фонтан лишь печален,
я ж метнусь меж машин в арку ближнего дома,
во дворе здесь тенисто, по-детски знакомо...
остывая от солнышка осени пряно
уж не вспомню, как вы меня бросили, дамы
позапрошлые и стародавние,
девы разные, бабы забавные…
нынче муж я – представьте, женился!
и на той, что настолько влюбился –
аж мерещатся в каждом мне яблочке
её линии, выемки, ямочки…
но особенно щёчек румяность –
вот откуда рождается мамость,
эта малость, что жизнь продолжает,
когда каждый взаимно желает...
мимо стен панорамы шагаю знаком –
большевик, целовал здесь одну простаком,
всё обратно теперь прошагаю,
для любимой себя забираю.
4.
собираю себя из подвально-райком-
ных и прочих кусков, и из стен, кувырком
выбегаю из ям и к Ямским да Тверским
я спешу, как магнит, потому что любим
уже сердцем теперь не одним, а к двоим,
я всё к яблочкам так поспешаю своим,
и по Малой Грузинской кусочек
к зоопарку срезаю меж строчек…
был другой мне сентябрь, я окрУжно прощался
на другой пол-Москве по мостам истощался:
небо пасмурно тлело, сурово,
я мечтал, что оно будет нОво!
сквозь обиды и внешности пыль, растворенье,
я пытался создать себе стихотворенье –
как печальную вазу, свой резервуар,
погрузить чтоб навечно туда грусть-noir.
вышло. мрачность обиды на светлость
солнцем вышла – там тёмноволосо пригрелась
та, что любит сильнее всех прежних химер,
в ней над прошлым восходит прекрасный пример:
не спешите, поэты неспелым дичком
в воду падать, валиться с обиды ничком –
только тем, кто не сник, но возвышен
в почве корень расправить есть ниша…
я по Брестским бегу, Маяковский, салют!
мы ещё потолкуем о нынешнем тут…
по Садовому катится яблочко,
как по блюдечку взглядом гадалочка.
я всё ближе к той яблоньке, что недалёк-
о, то яблочко чтоб не ронять, пуще ока
мы вдвоём бережём-стережём,
чтоб однажды проснуться втроём…
11.10.10