Когда кричишь от боли, будишь дом,
Слух оскорбляешь криками. Терпи же!
Не то помрешь угрюмым бирюком
В Абрамцеве иль где-нибудь в Париже
Под шепот, что с собой ты не в ладу,
Что был талант, да все куда-то делось…
У печки холоднее, чем в аду.
Брось рукопись, чтоб пламя разгорелось!
От призраков покоя нет и днем.
И как не впасть в отчаянья остуду?!
Сначала скажешь слово, а потом
Окажется, что чичиковы – всюду.
Умильной обходительности бес
Кропит елейным маслом по могилам.
Бесстыдный, в дверь гонимый интерес
Суется из окна кувшинным рылом.
Манилов и Ноздрев ведут журнал,
Коробочка с визитом заезжала,
А Собакевич ноги оттоптал,
Пытая, а в цене ли в Риме сало.
Именья старосветские вконец
Разорены, чтоб барам ездить в Ниццу.
Ах, Селифан, куда же ты, подлец,
Куда ты спьяну гонишь тройку-птицу?!
Ни вешек не заметно, ни огней
В закатном освещении багряном.
И кто-то угловатый, как Кощей,
С сиденья привстает за Селифаном,
Толкает в шею кучера: «Гони!»,
Зловещей тенью мечется под ноги,
Пугает лошадей. Храпят они,
Несут шальные кони. Прочь с дороги!
Все ближе черный омут впереди.
Вскипят, пойдут кругами Днепр и Волга…
Нельзя кричать. Терпи, молись и жди.
Осталось потерпеть уже недолго.