Баллада 8 однорукий и физрук с продолжением

             
                ОДНОРУКИЙ

   Математик был одноруким - это были его last name, first and middle name,
это было его основной приметой.
- Встретимся после уроков? У вас сейчас кто?
- Однорукий.
- Фу! Ну ни пуха!
Однорукий математик был неулыбчив, неподвижен и конкретен, как наука дактилоскопия.
Свои мысли он излагал ребусами и ни во что не ставил мою балладу.
Его протез всегда покоился в левом кармане, как будто он там что-то  прятал.
Никто из учителей не носил рук в карманах - это мог позволить себе только
однорукий математик Он входил в класс боком, как заходят  в опасное место,
поворачивался всем корпусом и устремлял в нашу глубь немигающий взор.
Примерно так смотрел с освещенных подмостков в зал психотерапевт Кашпировский.   
Гипнотический взор.
   На том незабвенном уроке математик метнулся к доске записывать какие-то алгоритмы,
но, не обнаружив на месте тряпки, огорчился. Спина его нервно завибрировала.
- Кто дежурный? - не поворачивая головы, обратился он к классу.
Вовка Кикоть, пискнув что-то, вылез из-за парты.
Математик, разрезая душную атмосферу недобрых предчувствий, двинулся на него,
как ледокол.
- Ищи! - гаркнул он.
Взъерошенный Кикоть, озираясь, пошарил под партой.
- Ищи! - рыкнул математик, дернув ноздрей. Вовка открыл портфель и протянул дневник.
- Ищи! - взвыл Однорукий, вперяя в него немигающий взгляд.
Кикоть вяло полистал тетрадь.
- Еще ищи!   
Вовка обмяк, не понимая, что искать и где.
- В карманах ищи! - настаивал математик.
Выворачивая карманы, Кикоть нехотя извлекал оттуда драгоценный мальчишечий хлам.
- Ищи! Ищи! Ищи! – не унимался учитель.
Исчерпав варианты поиска, Вовка обессилел; тощие руки, разобщившись с телом,
отстраненно повисли, как плеточки.
- Ищи! - напирал  математик.
Кикоть превратился в истукана.
- Совесть свою ищи! - ткнув его в лоб, закончил выступление Однорукий.
Белобрысая Вовкина голова мотнулась и приблизительно встала на место.
Учитель развернул свое туловище и, переместив его к доске, добротно вытер ее
спортивными штанами дежурного Кикотя.
   Такие спектакли были не редкость, но, как правило, ничем не кончались:
 математик не любил разборки с детьми и беседы с родителями.
Любой инцидент он исчерпывал сам.
 
                ФИЗРУК
 
   Кроме математика, еще два человека в школе не признавали мои самодеятельные успехи:
физкультурник и физичка.
Физкультурник был одноглазым (I'm sorry), худым и сухопарым.
Он носил знаковый для эпохи синий спортивный костюм со вздутыми, как чашечки бюстгальтера, коленями.
Костюм имел вид, будто физкультурник провел жизнь в тамбуре плацкартного вагона.
   Его темное, худое, с древесными морщинами, лицо было малоподвижно.
Но, в антитезу такому застою, на пупыристой шее задорно торчал острый прыгающий кадык.
Около левого виска физрука изумленно застыл потухший вставной глаз.
В раздевалке спорзала всегда стоял крутой дух цирковых кулис.
От самого физкультурника мощно пахло вольером.
Он ценил свой предмет и обещал, что, если мы не станем прыгать через козла,
то непременно обабимся.
   Физкультуру вполне можно было терпеть, если бы не отвратная необходимость
напяливать на себя после нее душную форменную одежду.
Моя страсть к спорту не выдерживала таких испытаний, и таланты мои не впечатляли физрука.
Физрук и физичка положили конец моему балладному триумфу.