на волховской замешан глине...

Николай Иванов Росич
         Старая Ладога (лето 2008г)

На Волховской замешан глине
веков отряхивая пыль,
прижался к берегу в низине
мужской Никольский монастырь.
Давно уже, давно тут не был.
Вода так много унесла…
Но всё царапают здесь небо
его седые купола.

Когда- то худощавый парень
смешно горбатя брёвен тёс,
в углу восточном башню ставил,
да у причала слушал плёс.
Раствор лопатил не гнушаясь,
в рабочей робе пропотев.
И от усталости шатаясь
красу ценил, в стихах воспев.

Теперь у нас другие песни
их обсуждать я не берусь.
Ко мне дошли чудные вести
и как тут не подпасть под грусть.
Нет реставрации, и часом
не выдумки, всё это быль.
И бизнесмены в длинных рясах
метлою новой гонят пыль.
Замажут белою извёсткой
и краской яркой обновят.
Успенской церкви лик неброский
на лад иной перекроят.               
               
К чему не нужная затрата?               
Теснят развалины её.
И позолотой небогата,
не презентабельно старьё.
       
Заеду что ли, на прощанье
взгляну на прошлую красу.
Не оставляя обещаний
с собою память увезу.
Глаза на это б не смотрели…
Что ж шельмы, ваш пришёл ли век?
Наверно мы и в самом деле-
рабы и стадо, мыслить - грех.

И удручённый этой новью,
я ехал тихо по двору.
Прощаясь со своей любовью,
то с глаз смахну, то нос утру.

А вон хозяева за нами.
Уже и службу отбубнив,
с лицом румяным, как из бани,
ладошки на пупке сложив-
дородный поп, хрустя купюрой
из церкви словно из ларька
смеша люд женскою фигурой,
глаза воскинул в облака.
Так вопрошал – «Да как посмел я?
И на машине в монастырь»?
Вращались, разъярившись бельма.
Ручонки раскулдыкнул вширь.
Я отвечал - «мужчина в платье               
чего кричите на меня?               
Пупком трясёте вы распятье.
Постойте, но хотел бы знать я               
где до сегодняшнего дня
лет двадцать пять назад вы были?
Восполните пробел в судьбе.
Вы платье чёрное носили
прикрыв погоны КГБ?
И вот ещё скажи о том,
что раскричался до небес?
У трапезной за тем углом
чей прикемарил мерседес?
Не надо визга, не усердствуй.
Топтать асфальт  монастыря,
ты может избранный, не смертный?
Тебе же можно, мне нельзя?»

Поп онемел, а я уехал
осадок на душе храня.
Но горько мне, и не до смеха
с картинок нынешнего дня.

Объятый запахом полыни,
по-новому трактуя быль,
прижался к берегу в низине
мужской Никольский монастырь.
                02. 09.10.