Автобиографическое

Грунин
Был сыном единственным,
был для родителей перлом.
Родился в Симбирске
весной в девятьсот двадцать первом.

Прийти до войны я хотел к вам —
прийти было не с чем.
Я рос простаком-недоделком,
поэзии нищим.

В Казани студентом-
художником начал: пойду, мол!
Но Гитлер об этом
немного иначе подумал.

Я в двадцать ушёл на войну,
побывал в передрягах.
Мотался в немецком плену,
нюхал «новый порядок».

За горький ломоть я
киркой грохотал да лопатой
да прятал в лохмотья
билет комсомольский помятый.

Потом, в сорок пятом,
домой собирался в дорогу —
но Сталин об этом
подумал иначе немного.

И тут передряг,
может, даже поболее стало:
корпел в лагерях,
каменел на камнях Казахстана.

В руде и породе
слагал я стихи про невзгоды:
мол, годы проходят —
все, стало быть, лучшие годы.

Не ест моя мама,
и жёстко ей спится все ночи, –
небесная манна
не звёзды, а слёзы: «Сыночек!»

Так я отзвонил,
оттянул, отпахал свой червонец —
и вышел, как был:
не считая стихов, ничего нет.

Мне было прийти с чем.
Однако не знал я покуда,
что вышел нечистым,
персоной нон грата — оттуда.

Откуда «оттуда»?
Оттуда – и крыть тебе нечем!
Служил ты, паскуда,
служил ты, конечно же, немцам!

Не ждал я почёта,
но жизни не ждал я ничтожной.
Работы до чёрта,
черчу сверхурочно – чертёжник.

Пишу я стихи.
От стихов — ни мышиного писка:
застыли, тихи,
только в копиях машинописных.

Друзья их читают
и мне говорят, что поэт я,
меня привечают,
в костёр мой бросая поленья.

Земляк мой хлопочет,
пророчит мне первую книгу.
А враг мой хохочет
и прочит мне спелую фигу.

О жизнь моя, песни!
За песни готов хоть в огонь я.
Дожить бы до пенсии –
с песней ходить по вагонам.

Дожить бы до песни –
дойти до неё, настоящей!
А я всё, хоть тресни,
пишу в графоманский свой ящик.

А рядом стоящие
от нетерпенья сгорают:
когда же он в ящик
собой, как стихами, сыграет?

И все ж я приду к вам
строкою единой хотя бы.
Приду не придурком,
приду тем, кем был, — работягой.

Пускай эпигоном,
гонимым весь век графоманом.
Пускай эпилогом
того, что не стало романом.

Прошел я все двери,
все бури не в лаврах героя.
Поэтому верю
в пришествие это второе.

И вы мои строки,
пожалуйста, раз хоть прочтите.
Меня в свои сроки
своим человеком сочтите.

1969.