Сам, братишки, я с Питера родом,
Жил я в Питере, денег имел,
Мог плясать, был собой не уродом,
По-французски я шпрехать умел.
Папка с мамкой меня баловали,
В гувернантах держали мусью,
Письма мог я подписывать: «Vale!»
(Валей звали подружку мою.)
У мамани был старший брательник,
Приходился он дядюшкой мне,
Жил в селе, был по жизни бездельник –
Мух в усадьбе давил на окне.
А когда ему перед кончиной
На одре вышло время лежать,
Всех созвал он, не будь дурачиной,
И заставил себя уважать.
О наследстве моем на заре мне
Телеграммой доставили весть.
Хорошо, когда домик в деревне
У тебя, горожанина, есть.
Переехал я в домик свой новый
И не знал, чем мне время занять,
Но потом скентовался я с Вовой,
Что куплеты умел сочинять.
Мы ходили с ним к сестрам-соседкам –
За зятьёв нас держала родня.
С Ольгой тискался он по беседкам,
А Танюха влюбилась в меня.
Но однажды беднягу-другана,
Из-за глупых каких-то понтов
Сгоряча я пришил из нагана
И сбежал, опасаясь ментов.
А Танюха сперва горевала,
А потом позабыла меня,
Окрутила в Москве генерала,
Вышла замуж за старого пня.
Ну а я всё мотался по свету,
Был в Москве, на тусовку попал.
Вижу – Таня глядит с-под берету,
С ней в обнимку сидит генерал.
И хотя он убогий и древний,
Закипела от ревности кровь.
Вспомнил я наши встречи в деревне,
Стал ей письма писать за любовь.
А она мне: послушай, мол, Жека,
Я люблю, мол, тебя до сих пор,
Но прошу тебя как человека –
Отцепись, мне не нужен позор.
Ты подумай своей головою:
Мне сейчас компромат на хрена?
Я ведь буду богатой вдовою,
А пока что я мужу верна.
Если муж заподозрит во блуде –
То прогонит, ведь он не тупой.
…Ой вы, граждане, русские люди,
Дайте пару рублей на пропой!