наледью лазоревой треща,
разбранив разлапую корягу,
золотого с розовым леща
волочёт грачиная ватага,
чёрным рыболовам нет числа,
только и версты не одолели:
не по крыльям тоня тяжела,
полная серебряной кудели.
приутихла в сумерках буза,
круглый лещ плывёт себе, непочат,
поздняя сорока-стрекоза
лешачихой в дереве хохочет:
галунами блещут плавники,
как у щеголихи на прошпекте,
блазнятся, да больно велики –
утащить легко, а спрятать негде.
погодив заваривать шалфей,
выйдут погулять по белотравью
круглобокий зимний котофей
со своей осанистой котафьей –
облизнутся, рыбку углядев,
да вернутся к бубликам и чаю,
вперебой мурлыкать нараспев,
ласково друг друга величая.
ветряная мышка, не пищи
невидимкой в скважину дверную:
над землёй идут Водокрещи,
выметая нечисть озорную,
бьёт хвостом дородная луна,
уходя под облачную наледь:
скоро ей метать икру, а нам
над обрывком снасти зубоскалить, -
но дождаться всё-таки весны,
по Зиме отпраздновать поминки,
разложив не глядя на блины
с неба прилетевшие икринки…
потому сегодня налегке,
пальцы просто так скрестив в кармане,
выйду в ночь - и принесу в сачке
чудо-рыбу, полную желаний, -
сколько их упрятано в икре!
покормлю – да поселю в колодце,
пусть себе катается в ведре
и с утра до вечера несётся.