Жестокость волка не имеет страсти,
Ему такая роскошь ни к чему,
Смерть столько раз селилась в его пасти,
Сама решила подойти к нему:
- Ты узнаёшь меня, убийца серый?
Настало время, подошел твой срок,
Но хочешь, пощажу? Ты будешь первый,
Ты тоже мне достаточно помог.
- Нет. Убивай. Я не прошу пощады.
Свободен я, и нет на мне вины,
И страха нет, а милости не надо,
Я ни кому не объявлял войны,
Ты не могла весной ко мне явиться?
Тогда бы я просить тебя хотел,
Но, ощенившись, умерла волчица,
Оставив пять щенячьих мёртвых тел,
Ты зря, старуха, льстишь себя надеждой,
Что я тебе в угоду убивал,
Убей, хотя, скажу, пожалуй, прежде:
“Не твой я, раз так долго выживал!”
Задумалась, ушла старуха, молча,
Вершить угрюмо действие своё,
Её не удивляла наглость волчья,
Но, всё же, что-то мучало её...
Бесстрастно волк ушёл своей дорогой,
Хромая на саднившее плечо,
Он не желал от жизни слишком много,
И не мечтал, теперь уж, ни о чём,
Уставший больше, чем ему казалось,
Шёл к дому, отрешившись от всего,
Единственное, что ещё осталось –
Лишь логово старинное его.
Внезапно звуки уловило ухо,
Как-будто дети радостно кричат,
Вновь выкинула фортель свой старуха,
Он на поляне увидал волчат,
А, всё же, слезы не текли упрямо,
К нему впервые вновь вернулся страх,
И лишь, когда к волчатам вышла мама,
Они сверкнули на его глазах.