I
"Когда его спросили,
Хотел бы он жить вечно,
Он кувырком красивым
Сорвался с белой печки,
Взметнул охапку листьев
Сушёных на столе
И с радостью лучистой
Он выскочил за дверь."
Я отложил перо. Я потушил свечу.
Опять журчит живот, опять я есть хочу.
Возьму я корку хлеба - последняя осталась.
Опять придётся бегать, от жителей скрываясь,
На паперть грабить нищих, на рынок - богачей.
Меня давно уж ищут, не избежать бичей,
Не избежать мне палок, секиры палача.
О, как же стал я жалок, в лачуге волоча
Своё существованье. Но нет другого мира,
Где жалуют певцов, писак и музыкантов,
И гения творцов.
"А на летающей машине,
На птице из железных палок,
Всё ближе к солнцу, дальше всё от мира,
Он уносился, вдаль всё убегал он."
Не хлеб, а камень. Чёрствый чёрный ком.
О, если б знал я, на что я обречён,
Я никогда бы с музою прекрасной
Любовь и дружбу в детстве не водил.
Я никогда бы не писал рассказов,
Я никогда б писателем не слыл.
Но сам я выбрал этот страшный путь,
И будто рыба в лютую жару
Не ведает безмозгло о том, что высохнет река,-
Так полюбилась мне неосторожно писателя стезя.
И, как и рыба та, я умираю в нищете,
Гонениях и страхе, и зарываюсь каждый день в песок;
И без воды она прожить не может,-
А я прожить без сказок бы не смог.
"Разгоралась чистая заря,
Вскипали горизонты.
Тропа пустынная петляла по полям
За дальним колоколен перезвоном.
За нашумевшею о святости рекой
Туман курился плюшевый, мучной.
Был через реку перекинут мост,
И по нему конь нёсся на погост."
Темно, отлично. Я буду незаметен.
Ночною птицей я вылетел из клети.
Мне только поживиться монетою-другой
Иль горстею пшеницы, да порченой мукой.
Хотя б один огрызок вчерашнего стола.
Да, я похож на крысу,- весь мир против меня...
Я в огороде общества, средь тыкв и кабачков,
Среди клубники сочной и зелёных огурцов,
Явился всех стесняющим и наглым сорняком.
Я вздумал быть писателем, мир создавать иной.
И тяпкой нетерпимости, тщеславия лопатой
Ущербную растительность без вкуса или запаха
Искореняет люд - садовник старой веры.
"За дорогой раскинулось озеро,
Зыбь играет на водной глади.
Всегда вместе, ни разу порознь,
Паруса лебедей двух натянуты.
На фокмачтах штандарты гордые,
Флагман ровно катит вперёд.
Их осталось во всём мире двое лишь,
Ветер песню их тихо поёт."
Да, я пишу истории. В этом счастье, в этом моя боль.
Явить другим не стоит их,- сожгут вместе с тобой.
Я столько раз у пропасти шатался,
Хотел шататься я тогда в петле.
Но каждый раз душевное вмешательство
Иль новой мысли полёт мешали мне.
И вот я снова тянулся к чьим-то деньгам,
Назло закону я избегал ищеек,
Съедал шмат мяса, вырванный у пса,
В каморке прячась, я лучший мир писал...
Хороша же ночь, я нынче чувствую наживу,
Луны ложатся клочья на мостовые.
Вот он! Путник одинокий ковыляет,
Не боясь ни времени, ни места.
Лучом серебряным цепочка золотая
Захвачена, моею стать чтоб вместо
Его, богатого тупицы. Он скучен в неумении создать,
Как безголосая синица.
Ах, я всё ближе, я незаметен.
Пусть мною движет опыт многолетний.
Сверкни в последний раз, цепочка, красивые часы,
Я разменяю тебя тотчас на хлеб и твёрдый сыр.
Рука! О, нет! Уйти! Проклятье!
Ну, что глядишь ты, бей уже...
II
"У одной синицы сладкий голосок.
Радуется птаха солнечным лучам.
Пой, моя малышка, певчий мотылёк,
И, тебя услышав, запою я сам."
Хороши напитки хмельные, как вкусна еда!
Что-то надоели мне ваши трюфеля,
Отведать я не против жареных цыплят
В кисло-сладком соке. И вино подать!
Фух, отъел я брюхо, располнел стервец.
Что за голодуха? Не помнишь? Молодец.
Подойди, торговец. Что опять стряслось?
Ах, карету хочешь золотых колёс.
Будет тебе, будет; сколько там монет...
Мы напишем, будто их украл твой дед.
Ну и что, что умер! Не знает Надзиратель,
Ему мозги запудрить,- как полежать в кровати.
"На широких просторах лугов,
Под небесными синими крыльями,
Распростёрлась дорога купцов.
По ней катит тележка унылая.
В той телеге три тысячи медных
И четыре мешка золотых
Вёз торгаш на рынок монеток,
Чтоб купить тебе солнечных птиц..."
Уже много воды утекло с той голодной ночи,
Когда блеск часов золотых наесться мне пророчил.
Я тогда ожидал лютой смерти,
Эшафота ждал и палача,
Уже видел наточено лезвие,
Но то были лишь перстни купца.
Он сказал: "Коли ты такой хитрый,
Что сюжеты мудрить ты горазд,
То сумеешь со мною стать сытым,
Но помочь должен будешь не раз."
И теперь всё их братство торговых людей
Непомерным богатством обязано мне.
Я дурачу отца их - Надзирателя гильдии,-
Сочиняю рассказы о том, что за прибыли
И расходы случаются на торговом пути.
И он верит, купается в океане той лжи.
"Два кота, наигравшись вдоволь,
Смиренно мурлычат у ног.
Однажды начавшись, погоня
Желает продолжиться вновь."
Бежало время сытое быстрей рыжей лисы,
Не успевали слуги, прыгали. Песочные часы
Перевернуться умудрялись в последний только миг,
Когда песчинка оставалась и уползала вниз.
Я пузо растил необъятное и сочинял враньё,
Купцы уже богатые молили: "Дай ещё."
Но щель всегда в любом заборе
Найдётся, если поискать,
И протекла молва к закону,
Народ схватил вил рукоять.
Я доедал свой поздний завтрак, глядя на камин,
Когда услышал крик проклятий, когда весь люд свой страх явил.
"Убегают кошки, мяукая,
По дворам, по деревьев стволам.
Чайки где-то визжат, девки глупые,
Поспешая к своим берегам.
Старый дом покосился и валится
Под натиском дикой грозы,
Она новых историй посланница,
Он вчерашнего дня же псалтырь."
Привет, подруга долгожданная моя,
Уж я не думал, что повстречаю впредь тебя.
Ты затянула свою косу и ногти подточила,
Дождалась: вот он я, иду к тебе, любимая.
О, твой наставник. Твоих движений кукловод.
Так молодой он или старый? За маской спрятался урод.
Эй вы, купцы! Мешки монеток!
Да, я один, и никогда я с вами не был.
Наивный был я, думал, что вы мои друзья...
"А? Кто такой? Не знаем. Откуда взялся, а?"
Да ладно, что уж. Я вас ведь не виню.
Кому охота в пропасть шагать да в пустоту.
III
"Здравствуй, аист белокрылый.
Здравствуй, куст черёмухи.
Здравствуй, дождик торопливый.
Что сказать вы можете?"
Прошло три дня с того момента,
Как гильотина острой саблей,
Сверкнув, украла голову у тела,
И люд избавился от страха.
И вот стою я у канавы,
А в ней оно, без головы.
Я выловлю его, так надо.
Погосты старые пусты.
Пусть отвернулся мой отец
От благодетеля, боялся.
Но созидатели покуда есть,
Мир сможет поменяться.
"Может, где-то был случай,
Может, выдумки всё,
Посиди всё ж, послушай,
Расскажу, всё равно..."
Я пробираюсь в темноте в подвальчик свой родной
Мимо могил и тленных тел. Скрипка под рукой.
Там кто-то роет. Закопал. Ушёл.
Да, я доволен своею чудною игрой,
Своих мелодий переливами и пением смычка...
Ой, шевеление...
"С утра росла трава,
Цветы, и юркий воробей
Носился меж клетей..."
07.06 - 26.06.2010г.
Посв. Анне.