Пускай поют тирольские масоны,
Ладони пересохшие клоня.
Внутри меня горящие аксоны
На динамите конченного дня.
И я стою на краешке вселенной,
Машу руками, чтобы подвезли
До Трои или к тем селеньям,
Где мы любили или до Земли.
Мои же рёбра статором причины
Обхватят душу, ревностью своей,
Как будто похотливые мужчины
Тебя в опочивальнице твоей.
До каменной тантрической колонны
Возьмут меня блуждающие сны,
И я увижу свет на Илионе
И Таврии далёкие огни.
Там суховей заглядывает в окна,
Песчинки перекатывает там.
И медля подбирается с востока,
Вздыхая, черноморская гроза.
Автобусом последним в жилпосёлок
Любовников везут или воров.
И с чьим то сладким пением весёлым
Приносятся с зашторенных дворов
Порывы пробуждающего ветра,
И люди возвращаются с реки
В купальниках, с букетами из веток
Сосновых и несут моховики
В корзинах, сверху веткою масличной
Прикрытых, словно ангельским крылом,
Посёлок засыпает безразличный
К тому, что происходит за Днепром.
Теплушки в небе светятся созвездий,
Как дым от них спускается туман.
Скользят пером дорогами предместий
Иосиф Бродский, Осип Мандельштам.
И вышки в виноградниках мигают
Пурпурным, алым, красным огоньком:
Сегодня есть ещё страна такая,
Затерянная в мраке колдовском.
Последние прохожие заходят
В свои дворы, калитками скрипя,
И в тесных спальнях тени хороводят,
И воры виноградом шелестят.
Платаны возвышаются над трассой,
Стоит в Днепре прохладная вода,
И семафор показывает красный
У переезда страшного суда.
И сладостный тутовник опадает,
Где разнотравья запахи плывут –
И то есть жизнь, такая же святая,
Как эта – отступническая – тут.