Был он хлопцем, наверно, обычным:
Тельняшка, водка да мат;
Презирал голубые меньшинства,
Составлял электорат.
На работу ходил он исправно
И зарплату всю пропивал,
В общем, был он вовсе не странным
И сомненья не вызывал.
Тут ты спросишь: «А как его звали?»
Ну, пусть, он будет ВиктОр,
Этот хмурый водитель трамвая,
Спортсмен и гипнотизёр.
Взглядом глаз своих преспокойных
Он умел вызвать испуг
И движением рук баскетбольных
Заворачивал рельсы он в крюк.
И, однажды, в январский вечер
Он вышел купить сигарет
И тут же утратил дар речи,
И забыл он весь белый свет –
У подъезда на заплёванной лавке
Сидел ангел в старом плаще,
А вокруг бегали шавки
И из глаз её лился ручей.
Наш ВиктОр, оценив обстановку,
Предложил ей тепло и уют
И поставил на стол поллитровку,
И отдал свой овечий тулуп.
Тут ты спросишь: «А как её звали?»
Ну, пускай, она будет Ассоль;
Её ноги заметно дрожали,
Ведь она была вовсе босой.
И зажили они счастливо –
Наш ВиктОр даже бросил курить
И с работы спешил торопливо,
Чтоб Ассоли гостинец купить.
Но весною случилось несчастье:
Исчезли Ассоль и тулуп,
Рухнул мир в момент, в одночасье!
На столе лежал порванный руб.
Наш ВиктОр искал её всюду
И молил Бога «только б жива!»,
Но не знал, что пригрел Иуду
И попал в паутин кружева.
А однажды пришли к нему люди
И сказали, что он здесь не живёт,
Задрожав от волненья как студень,
Понял Витька, что был идиот:
Он же сам прописал её в квартиру,
Едва лишь был знаком,
И остался теперь без сортира
И во двор выходящих окон.
Через год, ведя свой трамвай,
Через площадь, где стоит казино,
Среди девичьих красочных стай
Аську Витька увидел в окно.
В роскошной норковой шубе
Она вышла из машины своей:
Алой краской сверкали её губы,
Алчный взгляд стрелял из-под бровей.
Неудачно на брусчатку ступив,
Она у путей поскользнулась –
Видно Аннушка, масло разлив,
Злой судьбой Витьку улыбнулась.
Покатилась по рельсам голова,
Народ закричал с перепугу,
А Витёк бормотал всё слова,
Что шептали они друг другу.
Тут ты спросишь: «А что же потом?
Посадили его или нет?».
Он предстал пред гуманным судом:
«Невиновен» - таков был ответ.
Витька долго потом горевал,
Пропивая за трёшкою руб,
Вспоминал как её называл
И проклятый овечий тулуп.