Входящий во многие двери - опасно отравлен:
От ручек дверных вирусует ходячий портрет.
Какое, скажите, мне дело до левых и правых?
Я в центре по сердцу... И, значит, центральный поэт.
А рядом со мною ломают и рушат каноны,
И правые мысли и левые формы плетут,
И в гении лезут, диктуют искусству законы,
Кричат, поучают, лукавят, юродствуют, пьют.
Но мысли и формы бездушных души не заденут -
Не греет их слово, ни краски, ни маски, ни звук,
И холодом веет, пустым равнодушием денег,
Их зритель незряч, ну а слушатель попросту глух.
Входящий во многие двери без стука и лени
Излишне проворен, болтлив, суетлив и лукав.
Зачем его россказни слушать про правых и левых -
Они мне не свет, не восторг, не пример, не указ!
Я сам себе вождь... и плевать мне на выборов урны:
Я выбрал себя, свое сердце... а вовсе не фланг.
На флангах сумятица, зыбь, веет сумраком дурно,
А сердце мое - это жизнь, это центр, это флаг!
И.Ч. Выбор
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ПОЭТ
От ручек дверных микробируя и вирусуя,
в уборные урны направо-налево плюя,
я вышел с портретом, ходячим по улицам всуе,
и к центру понёс, поясняя, что я - это я.
Я словом огрел, взял за душу, прихлопнул дверями
и левых, и правых, и прочих-иных за грехи,
за то, что средь белого дня, да ещё с фонарями,
меня не приметив, с меня же взыскуют стихи.
Незрячие зрители хлопали дружно ушами,
глухие поклонники ажно разинули рты,
вожди, ошалев, мне себя выбирать разрешали
центральным поэтом и крупным вождём мелкоты.
Лукавые музы, тряся свои пышные формы,
меня искушали и всё норовили задеть
обилием скромности от изобилия корма,
боясь урезонить и даже стесняясь одеть.
Почти равнодушный к материям этим и благам,
я шёл нагишом, прикрывая тылы и центра
сидячим портретом, стоячим на шухере флагом,
и матом благим надрывался во все рупора,
что в нашем болоте и я - секретарь генеральный,
фонарь магистральный, высокоморальный поэт:
весьма театральный, слегка от ума завиральный...
И ручки ходячей вполне натуральный портрет.