ПОВЕСТЬ ШЕСТАЯ
ЗАТЕРЯНЫЙ МИР
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
Проснулся он уже с зарёю,
Испил воды из родника,
А там звериною тропою
Пошёл, не зная сам, куда.
Оставив за спиною рощу,
Под вечер вышел на простор
И у ручья, в преддверье ночи,
Развёл для ужина костёр.
Ещё и небо не померкло,
Как он услышал лёгкий гул,
И перед ним порывом ветра
Промчался маленький табун.
И что за кони! Что за кони!
Не те, что свой короткий век
Живут в униженной неволе,
Не те, что гордый человек
Служить себе заставил силой;
Не искривлённые седлом,
С обрезанной лохматой гривой
И безобразным животом,
С натёртой холкой, грудью впалой,
Боками битыми не раз,
С усталым шагом, бегом вялым
И мутным взглядом рабских глаз.
А кони с шеей лебединой,
Спиной высокой и прямой,
С могучей грудью, ветром-гривой,
Изящной лёгкой головой,
С горящими огнём глазами,
Хвостом, летящим над землёй,
Копытом лёгким и ногами,
Как у танцовщицы иной;
Они и созданы от века
В краю счастливом, столь благом,
Что не встречались с человеком, –
Скорей не другом, а врагом.
Их даже с чудо-скакунами,
Судьба которых в холе жить,
Нельзя и рядышком поставить,
Как невозможно и сравнить
Старуху с молодою девой,
Колодец мутный с родником,
Ночную мглу с лазурью неба,
Газель с упрямым ишаком.
Табун как молния промчался;
Но позади был целый день,
А он давно проголодался, –
Пришлось подумать о еде.
Чуть-чуть удачи и старанья –
И на костре коптилась дичь;
Как вдруг испуганное ржанье,
Скорей мольба, призывный клич,
Потом урчанье, тяжкий топот,
Треск сучьев, клацанье зубов
Услышал он, и страха шёпот
Прошёл волной в траве лугов.
На этот шум, не рассуждая,
Аника тут же побежал
И налетел волчью стаю,
Но не олень и не кабан
Попались ей на растерзанье,
А жеребец и молодой;
Сдержав тяжёлое дыханье,
Аника вскинул лук тугой:
Стрела смертельная запела
И в горло злобное впилась;
За ней другая засвистела –
И кровь оскаленную пасть
Спустя мгновенье окропила.
За нею третий резкий свист –
И истязанье прекратилось;
Подняв истошный, жалкий визг,
Располошивший всю округу,
Оставив на земле лежать
Три неподвижных серых трупа,
Вся стая бросилась бежать.
И лишь один, сверкнув глазами,
Добычу лапой придавив,
Перед Аникой грозно замер,
Оскалив страшные клыки.
Но это был не волк, – волчище,
И этот зверь, похоже, знал,
Что нет ножа за голенищем,
И, что последняя стрела
В колчане у него осталась,
Что меч забыл он у ручья,
Но это вовсе не касалось
Его звериного чутья;
Аника видел то во взгляде
Похожих, но не волчьих глаз, –
Не дух ли зла в чужом наряде
Встал на дороге в этот раз.
Шальная мысль не зря мелькнула,
Его последняя стрела
Не долетела, – изогнулась
И разломилась пополам.
А волк огромными прыжками
Уже приблизился к нему
И с ходу острыми клыками
Вцепился в горло бы ему,
Когда б Анике недостало
Ни хладнокровия, ни сил.
Навстречу прыгнув, он ударом
На миг врага опередил,
Попав, как говориться, в точку –
В начало грозного прыжка;
Не дав и толику отсрочки,
Схватил за горло, сжал бока;
Но грозный зверь не поддавался,
Рывками головой вертел,
Когтями в землю упирался,
Рычал и бешено хотел
Не в горло, так в плечо вцепиться,
Но и Анике отступать
Равно, что с жизнью распроститься.
И с силой, что сумел собрать,
Он крепко горло зверю стиснул:
Волк захрипел и вскоре сник, –
Глаза погасли, пеной брызнув,
Повис безжизненно язык.
Аника на ноги поднялся,
Чуть-чуть дыханье перевёл
И только подойти собрался
Взглянуть, что сделалось с конём,
Да и застыл заворожённый,
Не сделав шагу, – из дали
Раздался топот приглушённый
И затряслась земля под ним.
ВОЛШЕБНЫЙ КОНЬ
С невероятной быстротою
Гул приближался, словно вал
Катился с высоты огромной
И землю дыбом поднимал.
Но, то табун на помощь мчался, –
Косяк с десяток жеребцов,
Перемахнув ручей, ворвался
И закружил, сомкнув кольцо,
Внезапно встретив человека.
Но волчий дух их возбуждал
И с каждым кругом взгляд свирепый
Их нетерпенье выдавал.
И вдруг всё быстро изменилось:
Вблизи раздался громкий храп
И жеребцы остановились.
Седой, как лунь, старик-вожак
Вступил на середину круга.
Табун, прибывший вместе с ним,
Заполнил всё пространство луга
И ждал. Вожак повременил,
Затем приблизился к Анике
И как-то жалобно взглянул,
Потом к тому, кого, не видя,
Спасал Аника, подтолкнул.
А там конёк золотогривый,
Ещё недавно полный сил,
Весёлый, молодой, игривый,
Последним духом исходил.
Но вот он чуть пошевелился, –
Аника на колени встал,
Потом за поясом порылся
И склянку ценную достал.
Промыл водой чудесной раны,
Немного губы промочил, –
И снова чудо! – След кровавый
Исчез бесследно; конь вскочил,
Прошёлся шагом осторожным,
Легонько рысью пробежал,
А там и бешеным галопом
Помчался, радостно заржав.
В нём кровь по-прежнему бурлила,
Живой огонь в глазах пылал,
Надежда, молодость и сила, –
Свободы дух опять играл.
Подняв копыто, тяжким стуком
Вожак прыжки его прервал
И что-то, не издав ни звука,
Ему, казалось, передал.
Конь виновато оглянулся,
К Анике тут же подбежал,
Губами ласково коснулся
И рядом с ним покорно встал.
На жеребца с восторгом глядя,
Аника ласково трепал
Его за холку, нежно гладил
И уж никак не полагал,
Что дар судьбы сегодня встретил, –
Но не чудесного коня,
А друга, верного навеки,
Преподнесла ему она.
Когда табун, послушный воле
Седого старого коня,
Умчался рысью в чисто поле
Резвиться до заката дня,
Вожак повёл их за собою
Тропою узкой по горам,
Туда, где тёмною стеною
Они вздымались к облакам.
Вперёд неспешно продвигаясь,
Седой вожак внезапно встал
Перед скалой, что выделялась
Среди других таких же скал
Своей особою приметой:
Невероятной высотой
И чёрным с золотистым цветом.
Над ней, кружа над головой,
Ходили грозовые тучи.
Внезапно горы затряслись,
Раздался гром и конь могучий,
Когда все страсти улеглись,
Перед Аникой появился
На месте старого коня,
Своею мощью исполинской
Он всё, казалось, подавлял.
К скале приблизившись вплотную,
Конь на дыбы пред нею встал, –
И гулким эхом даль глухую
Потряс ужаснейший удар.
Стена покрылась сотней трещин,
Образовавших круглый свод.
Второй удар, за ним и третий
Открыли для Аники ход,
Ведущий, видимо, в долину,
Откуда он тому два дня,
Как появился перед ними.
Но конь его не изгонял,
А выбор дал: он мог остаться
В стране чудесных лошадей,
А мог обратно отправляться
И снова жить среди людей.
Вопрос, сказать по сути, праздный
И для Аники был решён:
Он побывал здесь не напрасно,
Увидел то, зачем пришёл,
Пусть и рискуя головою,
Но и не он тому виной,
Что увести коня с собою,
Как ни жалей, не суждено.
Но эти мысли конь волшебный
Давно прочёл в его душе
И за добро подарок щедрый
Ему готовился уже:
В ответ на громкий зов владыки
Из леса вылетел табун
И потянулся за Аникой,
Принадлежа уже ему.
За ними, было, вслед пустился
И златогривый вороной,
Но у ворот остановился
Как перед каменной стеной,
Попав в невидимые путы.
Его свободе был предел, –
Вожак расстаться на минуту
С своим любимцем не хотел.
В огне Аника не нуждался:
Проход под каменной горой
И стен мерцаньем отмечался,
И сводов искристой игрой.
Вслед за Аникой цепью длинной
Косяк тянулся. Наконец,
Дошли до выхода в долину,
К пещере вышли, – Сам Творец,
От любопытных глаз скрывая
Между долинами проход,
Не завалил её до края,
А спрятал за стеною вод.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
А за стеною ночь стояла.
С небес ущербная луна
Холодным светом освещала
Вершины гор, сады, луга.
Но оставаться не решаясь
В пещере, узкою тропой,
Скользя, о камни спотыкаясь,
Подчас рискуя головой,
Они при этом лунном свете
Спустился вниз, а под горой,
Лужок приветливый заметив
С высокой сочною травой,
Он и решил остановиться,
Чтоб в полном блеске, ясным днём,
Как снег на голову, явиться
Перед друзьями и царём.
Мильоны звёзд над ним сияли,
Но время шло и свет зари,
Всё выше, яростней пылая,
Вставал за краешком земли.
Исчезла звёздочка, другая
Их бесконечный хоровод
Бледнел и таял, покидая
Зелёно-синий небосвод.
Заря всё ярче разгоралась,
И только бледная луна
Одна на небе оставалась,
Но растворилась и она
Когда восток взорвался светом,
Долину, горы озарил
И перламутровое небо
Лазурью чистою залил.
Закопошилось, зашуршало
В кустах, в траве, – всё ожило, –
Всё, что спало, уже порхало,
Летало, бегало, ползло.
Пора и в путь идти настала.
Назад прощальный бросив взгляд,
Он сделал шаг, и тут ударом
Под ними дрогнула земля
И с грохотом осели своды,
Порвав единственную нить,
Что не сейчас, но через годы
Могла бы их соединить.
<Прощай дружок золотогривый,
Прощай конёк мой вороной,
Судьба была несправедлива,
Что разлучила нас с тобой>. –
Терзаясь мыслью неприятной,
Аника подозвал коней
И в путь отправился обратный,
Надеясь, что в кругу друзей
И в верной дружбе Эль-Гарея
Он утешение найдёт,
А полетит в заботах время
И грусть-тоска его пройдёт.
Но Ника сетовал напрасно
И от судьбы не мог уйти, –
Конь златогривый, конь прекрасный
Как ветер мчался позади. –
Одна звезда для них сияла,
Одна судьба у них была,
Одною нитью их связала
И в неизвестность повела.
Опустим радость новой встречи
И как он в город прибывал,
Как чуть ли не лишился речи,
Когда от жителей узнал,
Что он погиб на самом деле,
Когда в горах прошёл обвал,
И, что, почти что, две недели,
Как в путь обратный караван
Ушёл, его не дожидаясь,
Но прежде тщетно среди скал
Его три месяца искали,
Но возвращенью срок настал.
Аника верил и не верил,
Он был в горах всего два дня,
А тут прошло такое время, –
Легко ли разумом понять?
Но, как бы ни было на деле,
Смирившись с тем, о чём узнал,
Он, караван нагнать надеясь,
В дорогу собираться стал.
Царю послал гнедых он пару
И одного коня продал,
А царь взамен ему в подарок
Свой перстень с камнем передал.
Аника был лихой наездник
И никому не поручил,
А сам коней своих объездил,
К седлу и сбруе приучил.
Но вот красавец златогривый,
Его любимец вороной,
Всегда весёлый и игривый,
Не позволял владеть собой.
Терпел узду, седло, подпругу
И даже подковаться дал,
На зов мгновенно мчался к другу,
А вот к седлу не подпускал.
С какой бы силой не держали,
Всех раскидает, измотав, –
Покорным быть не позволяли
Ни гордый дух, ни гордый нрав.
Но он не вёл себя капризно,
Свой гнев он тотчас же смирит,
Но, обернувшись, с укоризной
В глаза Анике поглядит.
Пришлось Анике примириться
И подождать до лучших дней,
Чем дружбы, верности лишиться
В нетерпеливости своей.