ПОВЕСТЬ ВТОРАЯ
КУПЕЦ И ВОИН
КУПЕЦ
Недолго Ника оставался
Один, как перст, – его примкнуть
К лихим разбойникам пытался
Сам атаман, не кто-нибудь,
Но это как-то не прельщало.
Он и с ватагою ходил,
И был у многих под началом:
Рыбачил, корабли грузил,
Рубил дома, валил деревья;
У гончара, у кузнеца
Подручным был и подмастерьем,
Но отдаваться до конца
Тому, чему он обучался,
Мешало что-то там, внутри,
И так, бесцельно, он шатался
От места к месту года три.
Однажды в поисках работы
Забрёл он на заезжий двор,
И там с купцом у них с чего-то
Зашёл пустяшный разговор.
Купец расспрашивал лениво,
А он, не зная почему,
Обычно скромный, молчаливый,
Вдруг стал рассказывать ему
О том, как жил и где скитался,
Как угодил в Запретный Лес
И чудом там в живых остался,
Как из темницы он исчез
И снова угодил в ловушку
К проклятой ведьме и о том,
Что сталось с девицей-пастушкой,
И как сгорел колдуньи дом.
Рассказ занятным показался
Тому заморскому купцу, –
Его он слушал, удивлялся,
Но тень скользнула по лицу
И непонятное волненье
Возникло у него в глазах,
Когда Аника о виденьях
И камне ведьмы рассказал.
На странный камень он поближе
Хотел взглянуть, когда взглянул
То вздрогнул, стал как будто ниже
И как-то тяжело вздохнул.
Потом сказал, что это – чудо,
Но не просил его продать,
А вот когда уже надумал
Дорогу дальше продолжать,
Решился взять с собой Анику,
Не из-за камня, может стать
И пожалел, не дал погибнуть,
Кто знает, где, тот мог пристать.
Купец тот звался Еремеем,
Но родом был издалека;
Как все купцы, он не был беден,
А, между тем, его друзья,
Пусть и не часто, говорили,
И сам он позже не скрывал,
Что прежде был он в большей силе, –
Владыкой был одной из стран.
Но так судьба распорядилась,
Что был друзьями предан он,
И даже смерть ему грозила,
Но он бежал, оставив трон.
Его уму, его познаньям
Мог позавидовать любой,
Казалось, даром предсказанья
Он обладал, – к нему толпой
Стекались те, кто в путь далёкий
Пускался, чтоб увидеть свет
И заработать хлеб нелёгкий,
Надеясь получить совет.
Он знал пути через пустыни,
Проходы между горных скал,
Да и в лесу непроходимом
Тропинки долго не искал.
Он находил и кров, и пищу
Везде, где только ни бывал,
И кто пред ним богатый, нищий,
Он не судил, не разбирал,
А всё расскажет и подскажет,
Но только в сторону одну
Пути-дороги не покажет,
Сошлется вдруг на седину
Да на стареющую память,
Заговорит о чём другом,
А этот разговор оставит,
Как будто не было его.
Благодаря его стараньям
Аника скоро овладел
Искусством боя, пониманьем
В ведении торговых дел,
И языки других народов
Он вскоре тоже понимал,
На многих говорил свободно,
А вот любви, любви не знал,
Но не печалился об этом,
Обманутый однажды ей
И не рождённый быть поэтом,
Забыл о ней до лучших дней.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Почти полмира с Еремеем
Аника вместе исходил
И возмужал за это время,
Теперь он добрый воин был,
Уже испытанный на деле, –
Не раз, не два, к плечу плечом,
Он отражал с ним нападенья
На караван своим мечом.
Деля с Аникой радость, горе,
И сам купец, в конце концов,
Так полюбил его, что вскоре
Стал для него вторым отцом.
И вот теперь, когда Аника
Ему стал ближе и родней,
Он мог немного поделиться
И с тем, что в памяти своей
Хранил, скрывая от досужей
Словоохотливой толпы,
Друзей навязчивых, что хуже
Чем враг открытый, (кто забыл,
Пусть вспомнит, кто из интереса
Все тайны рассказал о нём),
И сам решил открыть завесу,
Начав с ушедших вдаль времён.
Но это было через годы,
В пути, в одной из дальних стран,
Когда судьба и непогода
Уже вели их караван
Дорогой новой по пустыне
Среди безжизненных камней,
Песка и затвердевшей пыли
Под знойным солнцем много дней.
Хотя вокруг всё было новым,
Таких прогулок не одну
Проделал караван торговый,
Кочуя из страны в страну.
А сократить в дороге время
Всегда есть способ, он не нов,
Такой, как повесть Еремея,
И вот с каких он начал слов:
<Событий цепь, людей деянья
Нам помогают сохранить
Легенды, сказки и преданья.
Что может в вечность превратить
Мгновенье, миг из жизни рода?
Что сохранить его исток?
Они душа и ум народа,
Забыл о них – и ты никто,
Чужак безродный, ворон белый,
Гонимый ветром лист сухой,
Орех, на вид ядрёный, спелый,
А расколи его – пустой.
Любой тебя легко подавит,
Унизит, в рабство обратит,
А на колени не поставит,
Так непременно истребит.
Но мы храним свои преданья,
И, мало, из далёких лет
Чужие древние сказанья
У нас оставили свой след.
Мы верим им, но осторожно,
И всё же не забыть бы нам,
Что мир один, в нём всё возможно,
Что если истина и там?
И, может, вовсе не случайно
Они прошли через века,
Преодолев и расстоянье,
И строй чужого языка.
Но есть особое преданье,
Прошедшее сквозь толщу лет,
Оно не сказка в назиданье,
А прямо к нам ведёт свой след>.