1
Во мне звучит сонет.
Со временем в беседе,
проходят листья цвет
от зелени до меди.
Природы зная речь,
кричит в предполье коршун.
на лодке в бурю течь
не вычерпать пригоршней.
Надрыв не знает дна
коленями у цапли.
Губам причастья капли
играют нежно соло.
И нежность в нежности видна
Но что ласкает слово?
2
Но что ласкает слово?
Вне тела нерва ласки.
Осенний дым у крова
сливает серость в краски.
Из камыша, поднявшись еле,
уносит цапля серебра улов.
В истерике осенней акварели
теряются начала слов.
И ночь под тени увела,
и акварель и краски звука.
На сколе что отыщет лет
сигнальная стрела
тугого скифа лука?
Возможно пальцев свет.
3
Возможно пальцев свет
последняя возможность,
найти во тьме ответ,
кто Бог и что безбожность.
Чьей кисти силуэт
Рисует образ в профиль?
Теряется монетою ответ
в словах затёртых профи.
Играет у воды луна
как девочка немая.
Её игре внимая,
собою миг заполнит снова
тягучая, протяжная волна
сознания иного
4
Сознания иного
ростки на наши корни.
Что станет завтра новым,
сегодня плавят в горне.
Стремится день
ладонь наполнить хлебом,
мораль, сложив всю на ступень
земли слияния и неба.
Но воздуха эфир
слабее притяжения.
Лозы осеннее брожение
кровь разбавляет нам давно.
И отдаёт безвольный мир
Тепло заката в красное вино.
5
Тепло заката в красное вино.
О, Бахус, ты Сатир и сводня!
Лишь раз нам жить дано.
И этот раз сегодня!
Назавтра будет день виной.
И в печень женский ропот.
Сегодня – каждый Ной
готовит чашу для потопа!
Нет перемен на стыке лет,
для публики восторга слёзы,
а в кабаке любой поэт
пропьёт перо и вечность строчки,
и каждый день после лозы,
начало после точки.
6
Начало после точки,
как после глади амплитуда.
Но не собрать мозаики кусочки:
куда мы, кто, откуда.
Начало в первый, сотый,
как шаг на снежном поле.
А ветер мучит ноты
смычком без канифоли.
И тянет за собой
из мая в осень лист.
Хаос становится судьбой.
И словно старое кино,
обрыв, и зала свист,
и вновь скреплённое звено
7
И вновь скрепленное звено,
в нём целого разорванные части.
И нам рожденьем не дано
запить грехи причастьем.
Рябины вкусом в горечь гроздь.
И колокол затихнет медный.
И проповедь, как из живого гвоздь -
всё зарастет бесследно.
Из следа в след и к праху без следа,
начертан сверху путь.
Сплетясь, пройдёт событий череда.
И нет в земном небесного отсрочки,
и в этих звеньях суть
логической цепочки.
8
Логической цепочки
смыкается бесстрастное кольцо.
И в клейкой юности апрельской почки,
далекой осени усталое лицо.
В рассветной ясности – грядущее темно.
И горизонт прямую сводит к кругу.
И всадник, в мир открыв окно,
к овалу тянет тонкую подпругу.
Лишь в высоте, где звёзд простор.
Всё в логике, как с чистого листа.
А здесь, потупив у иконы взор,
духовное в сердца приходит через чресла.
Увидишь, выпрямив затекший стан -
в земном венкам лавровым тесно.
9
В земном венкам лавровым тесно,
хотя лавр не растёт у нас в глуши.
А где терновник по полям окрестным,
не встретишь окровавленной души.
Я не люблю бега, где первым хлыст.
А честный жребий – на ребре монета.
Мне по душе у голубятни свист.
И к крыльям льнущие лучи рассвета.
Не герб не нужен, ни гербарий.
Я в целом целое и в части часть.
Страна моя, как девочка на шаре,
качается, стараясь не упасть.
И из Москвы Русь катится за Тверь.
Я весь в предчувствии потерь.
10
Я весь в предчувствие потерь,
терявший много – не найдет замены.
И в догмы веры верь, не верь,
сомнением ворвутся перемены.
О Русь, кем зацелованы твои иконы?
Дворцы последнее несут из шалаша.
Уснувшая страна, бумажные законы.
Бумажная чиновников душа.
Я видел - на троих, ни разу – тройки.
Когда разлили по стаканчикам Союз,
её полет совсем не бойкий -
движение величия в конфуз.
И, замолив грехи стоянием воскресным,
Уже живу признанием небесным.
11
Уже живу признанием небесным.
Как свечи корабельный лес.
Я восхищён, как выверен отвес,
но горизонт ищу в отвесном.
Ищу в движении окрестном
себя частицу, мирозданья вес.
Земли и воздуха во мне замес
в молитве каждой, в слове честном.
Ищу небесное в земном
и вечность уходящего момента,
как бесконечности бином
двух величин: когда-то и теперь.
Не признаю я гипса монумента.
Но ты как гибкий зверь.
12
Но ты как гибкий зверь,
порою соловей, порой змеёныш.
Какой породы ты детёныш?
С кем пригулял тебя славянский Лель?
В какой из дьявольских погонь,
в седле, какого печенега,
растаяла пригоршня снега,
и превратила женщину в огонь.
Художник кисть отложит навсегда.
Сияние бессильно краски.
Когда, как шалая вода
сметаешь всё, что пресно.
Дикаркой половецкой пляски
вбегаешь праздником телесным.
13
Вбегаешь праздником телесным,
заставив петь расхлябанность петель
на диалекте скрипов местном.
И рухнет мир, не расстелив постель.
И пот над верхнею губой
Тянул ко рту, как на порезе ранка.
И перед ним алмаз любой –
стекла бездушная огранка.
Увидев совершенство наконец,
земля задержит на мгновение виток.
Отложит созидатель свой резец.
Когда движением округлостей и сфер,
естественно, как воздуха поток,
бедром захлопываешь дверь
14
Бедром захлопываешь дверь,
уже любовница, ещё невеста.
Как восхищение не мерь,
не знаю я прекрасней жеста.
Движением изящным от бедра,
бедро притягивает взоры.
Природы женская игра.
Тиши вербальной разговоры.
В сонете пир, бедра овал
ласкают сочные катрены
найдя прекрасный магистрал.
И, отражая жизни свет,
В их стройность рвутся перемены -
Во мне звучит сонет.
15
Во мне звучит сонет.
Но что ласкает слово?
Возможно пальцев свет
сознания иного.
Тепло заката в красное вино.
Начало после точки,
И вновь скреплённое звено
логической цепочки.
В земном венкам лавровым тесно.
В предчувствии потерь,
Уже живу признанием небесным.
Но ты, как гибкий зверь,
вбегая праздником телесным,
бедром захлопываешь дверь.