1
По крышам разухабистых домов,
По жертвам жести звонкого корыта
Я прыгаю кузнечиками снов,
В прыжках тех вряд ли истина сокрыта.
Я растворяюсь на закате дня
В распевы ночи звёздного томленья.
Таскаю боль из острого огня
Без устали в словах и сожаленья.
Питаюсь ароматами жилищ,
Пытаюсь пОтом одолеть просторы.
Я не кузнечик, а скорее клещ:
Сосу любовь поведанных историй.
Бесстыдно растворяю чудеса
В желудке слов соляной кислотою.
Не голос я, а гусениц десант
В напасти пастей века золотого.
2
И что с того, что я нашёл подкову
В случайном путешествии по дну.
Находка превращается в оковы,
Где две руки срастаются в одну.
И что с того, что я умею плакать,
Сморкаясь обелисками стихов.
Не перешить в кроссовки старый лапоть,
Не спрыгнуть с пароходика грехов.
Скольжу по речи на стальных полозьях,
Все голоса сливаются в один.
На дивном слитке зёрен из колосьев
Трепещут паруса моих картин.
Плыву по ветру, по теченью были,
Пытаясь разгореться берестой.
И что с того, что в свете звёздной пыли
Я захлебнулся алой кислотой.
3
Разбрызгиваю образную кровь
На безделушки внутренних открытий.
Забрасываю невод вновь и вновь,
Но остаюсь лишь трещиной в корыте.
Процеживаю время и слежу
Внимательными фибрами нейронов.
Я скарабей, точней навозный жук,
В распаде набегающих ионов.
Подскажите, нейтроны к месту здесь
Или тяжёлая вода дейтерий.
Другой добавит тритий, эта взвесь
Не воскресит духовные потери.
Прибавит третий, крепко в жизни стой,
Ведь солнышко важней любого смерча.
А мне чешуйка рыбки золотой –
Достаточна. Адью, Ариведерчи.
4
Прощай, скажу, душе не прекословь,
Уловы слова не простое дело.
Старьёвщик время собирает новь,
Вычёркивая ложь бесцветным мелом.
И только кровью сможешь отразить
Невидимый орнамент из надгробий
Или живи, как критик паразит,
Что дышит ядом на любовь в утробе.
Не вой, страдалец, жилой рот зашей,
Под барабаны промычи про вёсны,
А память боли прогони взашей,
Не гоже всех ловить на эти блёсны.
Гоняй улыбкой неуёмных вшей,
Будь с тросточкой, при бабочке с костюмом.
Получишь много больше барышей,
Ударившись умом в удобный юмор.
5
Попробуйте прикармливать поэта –
Останется тот при своих, что волк.
Отстрел любви, кастрация полёта –
Останется упрямым, точно вол.
Скотина букв, он составляет пазлы
Из радости, печали и хандры.
Всё так легко, но болевые спазмы
Толкают сердце на простой разрыв.
А можно ль пострадать ему попроще?
Завить виньеткой радугу в тоску,
Облить слезами листья дивной рощи,
Позвать кукушку, получить ку-ку.
Возможно всё, скажу вам даже боле,
Что запах воли злее, чем беда,
Но перебродят мысли этой болью
И станут счастьем, в этом – божий дар.
6
Когда исканья заведут в тупик,
Направо, прямо, влево – путь смертелен,
Вороний гвалт и комариный писк
Свободной чайкой забелеет в теле.
Весёлой птицей из просторов лжи,
Кромсая муть и тину гравитаций,
Взлечу героем пропасти во ржи
Над панцирем морали и нотаций.
Усилю бурей всех дыханий весть
На крыльях Джонатана Ливингстона,
Из биосферы растревожу лесть
Призывной местью нового рингтона.
Разбавлю ветром собственную грудь
Над пляжами лагун и над прибоем,
Возьму песка рассыпанную грусть,
Присыплю им овалы синей боли.
7
Любой зимой ты выйди за порог,
За грань уюта своего остова,
Лети в мой заповедный Козерог
Благою вестью Рождества Христова.
А если ты не веруешь, мой друг,
То просто прилетай ко мне явленьем.
Да будет стих твой гибок и упруг,
Как тот прыжок игривого оленя.
Как те олени из моей зари,
Они ушли в закатную неволю.
Приди ко мне и сон приговори,
Который я увидел над Невою.
Не думай, что вокруг одна лишь грязь
Краплёных дел, переходящих в козни.
Я ухожу, не прерывая связь.
Уверен, что любовь твой главный козырь.
8
Из года в год завалы голой грусти
Растят кристаллы сплина в тесноте.
Изгоем плача проплывает устье
Растяпа чувств, сидящий на кресте.
Тревожит шум уродливых растений,
Волнует вольность близких маяков.
Стреножен конь, иду в моря растлений,
Волна которых горше всех оков.
На знамя льётся блеск тупых мигалок,
Запреты душат дымом сигарет.
Не знаю, но надеюсь, кровью малой
Запрёт весна и смоет этот бред.
Расправит воздух чайками венеций,
Прошьёт каналы вёслами гондол,
Расплавит ноздри запахами специй,
Прожжёт предсердье ре минорным до.
9
По пляжам южно-крымских берегов
Пройду, не соблюдая общих правил,
По жертве снов на лежбище богов
Молитвами зашепчет нервный гравий.
Вселенским кругом беличьих колёс
Мою судьбу созвездия побелят
И вознесут над степью алых слёз,
Наполнив парус ветром Коктебеля.
Из мая в май успешная тоска,
Загар набьёт на новую обнову,
Из года в год мне камушки таскать
В прибойной пене вымытой подковы.
Заварят чай из хризантем века,
Вольётся время в тело сердолика.
Из нужных слов колышется река,
Искрят мгновенья перламутром бликов.
10
Мой тонкий том душевных истязаний
Пронизан был признанием вины.
Взмахнув листами буквенных вязаний,
Он улетел другим тревожить сны.
Всё чем дышу, то отсекаю мигом,
Оставив на душе пустыню пней.
Я оскорблён, унижен этим игом,
Писать и выть, барахтаясь на дне.
В попытке пить бездумно, беспробудно,
Когда до звёзд одной рукой подать,
Я просто был оболган в стенах буден
Глухой тоской под божью благодать.
Не знаю, будет ли кому полезен
Усталый опыт познаванья лжи.
Опасно плыть по лезвию болезни,
Жестоко и смертельно так прожить.
11
Туманы сединою в серебре
Накрыли роскошь золота на храмах,
Закатан тучей воздух в ноябре,
Забиты ватой щели в старых рамах.
В сарае спит живой велосипед,
Что спицами искрил в степных просторах.
Простыл мой дом, и я с ним засипел,
Читая вслух заветы древней Торы.
Земля омылась осенью сполна
И залечила трещины от зноя,
На берег шумно прыгает волна,
На рейде ждёт ковчег, наверно, Ноев.
Душа ушла в святую круговерть,
Ещё чуть-чуть она в ней и застонет.
А вдалеке полоской света смерть
Всё тянет в космос и со мною тонет.
12
Любой поэт кораблик собирает,
А если мал он - к бедам без любви
Приклонится. Путь к аду или раю
Заставит чёрта ласками обвить.
Но если ты в причудливой нирване
Болтаешься по жизни, как сопля,
Тебе лежать на сладеньком диване,
Пусть для тебя пушится конопля.
Агностику – тому гораздо проще,
Он дух свой пишет, что толстенный том,
Растит себя и мысли дивной рощей,
Он знает, в жизни всё родимый дом.
Любой народ ковчеги собирает,
А если мал он, клонится к другим.
Как только скажут, что он попираем,
Предъявит флаг на древке, герб и гимн.
13
По всем изобретённым проводам
Летят слова, закручивая фразы:
Тебя продам, себя и боль продам,
Продам Отца и Сына с ними разом.
Продам тебе живой велосипед,
Что спицами связал мне тёплый ветер.
С ухмылкой отвечает мой сосед:
Купи жену мою, хотя б на вечер.
Продай-купи, купи-продай, дай-дай
На баннерах, билбордах и в журнале.
А где ж мечта, где светлая та даль?
Она в тебе, точней, твоём анале.
На небе фешенебельном развал,
Бог на продажу выставляет тучи
И бурею смертельных зазывал
Велит купить. Его желанье круче.
14
Там, где тамтам тревогу нагнетает,
Где тамбурин негромко бьёт отбой,
В долине Нигер я не обитаю,
На пойме Конго я не пью любовь.
У моря льда я думаю о лете,
У поля маков дую в октябри,
Мелькаю кадром в этой киноленте,
Летаю в небо ноябри побрить.
В любви горланю, требуя покоя,
В подъёме вольт иду на глубину,
Меня родили, а дудит покойник,
Меня подняли, как топор тону.
Не буду в гвалте я идти гурьбою,
Люблю бродить по дням, когда один,
Ты, Толя, только боль, и бог тобою
Накрапал беды на края картин.
15
Чертяка лязгал золотом затворов,
Задорно пыль клубил из-под копыт,
Украл мечту он самым ловким вором,
Меня засунул в хромосомный быт.
Чечётки стук по чёткам вожделений
Он разделил на тысячи частей.
Кричал и тыкал в грудь – я вождь делений,
Я хитрый джокер карточных мастей.
Из текстов выгрыз острыми клыками
Слова от неба, сжёг их на огне.
Глумился, раздробив лучистый камень,
Любовь и нежность он запрятал в гнев.
Всё растворил в удушливые газы,
Козлами зла заполнил неги тень.
Потом спросил, прикрыв собою лазы:
Как вам писалась эта хренотень?
16
Мой номер 16, но я подожду.
. . . . . . . . . . . . . . . . . Четвёрка умножит в квадрате печали,
. . . . . . . . . . . . . . . . . Что двойка тоски их размножит в четвёртой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . Меняю основы на светлые дали,
. . . . . . . . . . . . . . . . . Меняются степени степью развёрстой.
Четыре с двойкой или два в четвёртой,
Сменил основу, поменял и степень.
Верчу стихами, что кручу отвёрткой
Винты на небе, и болтаю в степи.
Для злых пародий это просто нива,
Для поля критик – так сплошная плесень.
Я не прохвост, а только горло слива,
Не ждите от меня бессмертных песен.
Я просто графоман чистейшей пробы,
Но втянут в этот мир бесповоротно.
Клепаю буквы, как словесный робот,
Плюю слова повзводно и поротно.
Лишь иногда, но это крайне редко,
На грудь мою накатывают дровни.
Я, обалдев, душевные объедки
Роняю болью в каплях алой крови.
Летаю каждым сном по пирамидам,
Сначала в Перу, а затем в Египте.
Там смазаны слова небесным мёдом
И я, как муха, в них тону и гибну.
Как ни пишу, не скрыть свою личину,
Из рифмоплётства пышные охапки.
Всё, как везде, удачи мне по чину,
А что до счастья – не по Сеньке шапка.
Плясать печалью голой перед светом,
Писать и петь всегда найду причину.
Я жду улов рецензий и ответов,
Бросая невод со стихом в пучину.
Но что поделать, лишь нулей овалы
Несёт волна стихии в интернете.
Спешу, волнуясь, но меня не звали.
Я буду ждать на будущей планете.
2010-2011.