С младенчества я был натурою упорной,
Поскольку мной владел неодолимый бзик:
Я памятник мечтал воздвичь нерукотворный,
Чтоб знал меня в стране всяк сущий в ней язык.
Талант мой набирал критическую массу,
И вот я перестал пешком ходить под стол –
И сразу влез на круп к послушному Пегасу
И Музу ухватил немедля за подол.
Квятковского словарь, как дважды два четыре,
Я помнил наизусть и бойко излагал,
Я пламенно творил, я пел, бряцал на лире
И памятник себе по крохам воздвигал.
И вот вознесся он главою непокорной
Превыше всех столпов, столбов и фонарей.
Признай же, всяк язык, мой гений стихотворный!
Народную тропу протаптывай скорей!
Но ни один язык с тропой не торопился,
Народную любовь мне не спешил отдать.
Слух обо мне не шел. И гнев во мне копился,
Мешая добрых чувств мне лирой пробуждать.
Не сразу я постиг предательство Фортуны.
Когда же он настал, прозренья горький миг,
Я Музе дал пинка, порвал у лиры струны,
Пегаса расседлал и памятник задвиг.