Он снится довольно многим. Допустим – вон той, в зеленом.
Конечно, не каждый вечер, но реже, чем ей хотелось.
Она его даже просит – в такой полудреме сонной,
И гладит себя под пледом, представив в деталях тело:
Роскошную шевелюру и родинку на предплечье,
А так же все то, что в кадре джинсовой броней закрыто.
Она его очень хочет. Конечно, не каждый вечер,
А лишь, когда есть возможность стонать в одиноком ритме.
Другая – допустим, эта – на жизнь смотрит чуть попроще.
Мечты ее – посмелее, хоть ей до сих пор неловко.
Она говорит «Он классный», она его сильно хочет.
Особенно, если бойфренд подался в командировку.
У третьей примерно те же мечты и обрывки дремы,
Конечно, и ей не светит, но ей его так хотелось.
Ведь он такой загорелый и выбрит ужасно ровно.
Она его называет «кумир золотого детства».
Еще одна улыбнется и скажет, что это в прошлом.
Есть муж, сыновья-погодки. Других впечатлений хватит.
Хотя, если между нами, она все забыть не может,
Как в тот кинозал входила. Пять раз. В самом лучшем платье.
Их много, на самом деле. Похожих и не похожих.
Одни его еле помнят, другим он как призрак мужа.
Он был таким синеглазым, таким неприступно-сложным,
Сейчас он немного старый. Но им это знать не нужно.
У них есть свое забвенье: мечты, полусны, легенды,
И постер на дверце шкафа – чуть выбеленный на сгибах.
И тот эпизод – ну знаешь, уже в конце киноленты,
Где он от коварной пули так нежно и сладко гибнет.
Конечно, там что-то было: еще одни кинопробы,
Потом неудачный кастинг и сорванный график съемок.
Он больше не стал соваться: он был от природы робок
И шел по жизни с улыбкой обиженного ребенка.
На самом деле он вырос. А можно считать, что выжил.
Хотя на финал картины реальность не повлияет,
Обидно, что в наше время о нем ничего не слышно.
Ведь он был таким героем. Потом они засыпают.
Он снится еще и этой: шестнадцать, курносый носик,
Есть грудь – целый третий номер, роскошнейшие ресницы.
Он, кстати, о ней не знает. Ему сейчас сорок восемь.
Он менеджер крупной фирмы. Ему ничего не снится.
Menthol blond, 05 09 2010