Он сказал с неподдельной любовью:
«Мне природа – родная сестра.
Про охоту и рыбную ловлю
Я могу говорить до утра.
Разве что-то сравнится с азартом
Следопыта, восторгом стрелка
Или, скажем, с дрожаньем внезапным
Пробудившегося поплавка?
Если надобно выдумать слово –
Только с ч а с т ь е м назвать бы я мог
И блаженную тяжесть улова,
И ухи ароматный дымок...»
Дай вам Бог и погоды, и пищи,
Только я не за вас – за мальца,
Что заботливо ладит жилище
Для простого рябого скворца.
Есть ли дело светлей и безгрешней,
Чем сколачивать, шкурить бока
Золотистой фанерной скворечни –
Деревянного особнячка?
И, пристроив к доверчивой кроне,
День за днем, запрокинув лицо,
Все-то взглядывать из-под ладони:
Не явился ли гость на крыльцо?
И – мелькнули на фоне проема,
На кургузой площадке крыльца
У дверей обретенного дома
Долгожданные крылья жильца!
Вот он вышел на краешек кровли,
Шевельнув молодые листы...
...Есть восторг и в охоте, и в ловле,
Есть природа – но нет доброты.
И стоишь, затаивши дыханье,
И вбираешь, и ловишь, и ждешь
Посвист, щелканье и трепыханье,
Пестрых перьев счастливую дрожь.