Ни тропки в зарослях травы,
Пронзившей каменные плиты.
В каналах прах. Дворцы мертвы.
Зачем жива ты, Аэлита?
Зачем в каморке средь руин,
Где косо фреска раскололась,
Всё об одном, одном один
На всю планету тихий голос.
Истлели даже миражи
О мятеже и о пришельцах.
Остался только голос шелест:
"СЫН НЕБА, СЫН НЕБА,НА ЗОВ МОЙ СПЕШИ!"
В наушники навеки врос
Твой профиль, став бесцветней мела.
Поблекла синева волос,
А по-земному - поседела.
Твой мир исчез, как беглый сон.
Куда реальней призрак счастья.
А тот, живой... Да жив ли он?
Где знать тебе, в какой он власти?
В борьбе каких добра и зла?
В объятиях какого шквала?
"ЛЮБИМЫЙ, Я ВСЁ ДЛЯ ТЕБЯ ИСПЫТАЛА,
ЛЮБИТЬ НАУЧИЛАСЬ, ЛЮБОВЬ ОБРЕЛА."
Пришельцы... Что ж, их век, их дом -
Вот всё, за что они в ответе.
Остался Лось в тридцать седьмом,
Остался Гусев в сорок третьем.
О Сольвейг, не вмни же их
За горький дар, за долю вдовью!
Принадлежал Земле жених.
"И ВОТ Я ЖИВА, Я СГОРАЮ ЛЮБОВЬЮ,"
Дворцы мертвы, в каналах прах,
Опали своды лабиринта.
Два спутника - Террор и Страх -
Вковали Марс в свою орбиту.
Стрелою, потерявшей цель,
Он круг вершит мильярднократный.
Над ним пульсирует Талцетл,
Как сердце в фазе прединфарктной.
Для тех, кто не читал "Аэлиту": Талцетл по-марсиански Земля.