в преддверии волшебных новолуний,
когда в календаре – один листок,
поверив в исполнение желаний,
я попрошайничества вызубрил урок...
седой учитель, с бородой из ваты
и в зипуне из красного сукна,
грозил мне грязным пальцем крючковатым,
когда ему я выпалил сполна:
старик! храни меня от падших женщин,
а женщин от падений береги,
правдивость слов и смелость дай мужчинам,
и блудных сыновей домой верни.
еще – дай совести немного тем прохвостам,
которые не помнят про долги,
и сделай малых чуть повыше ростом,
а сильных – умными, чтобы добрее стать могли.
ты, если сможешь, детям дай заботу,
отцам их – трезвости и широту души,
тепло и ласку материнских рук верни сиротам,
про елку песню спой иль попросту – спляши!
дед закурил и, ухмыльнувшись криво,
подшитым валенком поддев ледовый ком,
сказал: мил человек, ты говоришь красиво
и мыслишь правильно, но знаешь, дело в том –
я стар и слаб, мешок мой прохудился,
чудес в нем не сыскать, ты уж поверь,
а попытаться сделать всех счастливей
ты сможешь сам, когда отыщешь дверь…
– постой, старик, какая нахрен дверца?!
ну ладно, – Дед Мороз, куда ни шло,
но, чтобы дверь в груди, в районе сердца...
видать, тебе макушку напекло?
он улыбнулся виновато... вскинул торбу,
зипун оправив, бросил мне: прощай!
шагнул за снегопад и удалился,
под нос бурча: «…смотри, не замерзай…»