Остывший чай.
Я столько раз выливал его
и заваривал новый,
что, наверное,
хозяин небольшой чайной лавочки
где-то в предгорных районах Китая
заработал на поездку старшей дочери
в Лондон или Париж,
где та, по всей видимости, и осядет.
Будет писать отцу и сестре письма
о том, что жизнь налаживается,
что ей несказанно повезло.
Всё реже, реже…
А потом и вовсе перестанет,
потому что надоест врать.
Сказать правду не хватит сил,
а вернуться – денег.
А отец,
экономя на пустых развлечениях
вроде сахара и театра по выходным,
терпеливо будет копить на билет
для младшей.
День за днём
скручивая из податливых листьев
небольшие шарики,
он не заметит,
как дочь
перестанет принимать его всерьёз,
отдалится от него
и как-то вечером
тайком,
не оставив даже и записки,
уедет в город,
подальше от запаха сохнущего чая
и молчаливого отца.
По утрам
снова будет всходить солнце,
а почки чайных кустов
лопаться от напора молодых побегов.
Наскоро позавтракав холодным рисом,
он будет встречать сборщиков чая
с пустой корзиной и медяками в ладони.
А затем снова
сушить и скручивать чай,
сушить и скручивать,
сушить и скручивать…
А ещё улыбаться покупателям
и складывать деньги в шкатулку,
которая стала теперь слишком мала.
Ведь я по-прежнему выливаю чай.
Вот и сейчас
он остыл, потемнел
и потерял вкус.