<Бесконечные метаморфозы>
- Как ты?
- Сложно... Я все время что-то теряю... И неизменно что-то нахожу.
- Это хорошо или плохо?
- Не знаю.
- Насколько ценно то, что теряешь, и важно ли то, что обретаешь? Что же происходит с тобой?
- Б е с к о н е ч н ы е метаморфозы.
- Это хорошо, наверное. А чем еще ты занимаешься теперь?
- Я пишу книгу.
- О чем?
- О метаморфозах.
- Это будет Бесконечная Книга?
- Наверное.
- Значит, так должно. Ведь ты о себе пишешь? Это твоя бесконечная история?
- Я пишу о человеке, похожем на меня. Идущем по коридорам и комнатам из кривых зеркал. Он то влюбляется в свое изображение, то напуган им... Эта история бесконечна, у нее сотни имен и лиц... И неважно, кто ее п и ш е т, ведь она существует сама по себе, как и вся эта сага о Нем, человеке, похожем на меня.
<Тишина>
Тишина – это застеснявшиеся себя звуки, накрытые плотным брезентом собственного аутизма. Живущие под стеклянным колпаком, как белые лабораторные крысы, выхолощенные, стерильные звуки, не имеющие права голоса и не умеющие молчать... ощущаю их кожей, как сосущий вакуум пылесоса, как крики убиенных в утробе младенцев, как безумие параноика. Мир переполнен звуками, даже в могильной гнетущей тишине их миллионы на миллиметры пространства... я, случайно, руками разбил стеклянную сферу, и звуки, закричав от ужаса реального пространства, разбежались вокруг меня. Однажды, я порвал свою священную тряпично-стеклянную тишину. Простите! Я не хотел, чтобы так.
<Дары Волхвов>
Когда он родился, немой, синюшный, из лона румянощекой и добросердной матери своей, что приносили волхвы?
/неприятности/
Дары? Нет, волхвы давали взаймы. Полудохлому тельцу - жизнь. Душе - право быть обнаженной. И невыносимый стыд уму - за голую душу.
Ему самому - право БЫТЬ. Не_таким_как_все, краеугольным камнем, с острыми, как бритва, углами и краешками. Интересным любознательной толпе. Непонятным для понимающих. Неудобным для принимающих.
Что приносили волхвы? Дары? Нет, зай-мы. Под высокие проценты, без права досрочного погашения долга.
<Снутри и Внаружи>
Я капелька масла в стакане воды. Эй, ты, что поближе! Не впадлу, помешай нас с окружающим миром ложечкой. Мама! Мам, ну пожалуйста, расскажи мне (я знаю, бестолочь), как смешаться правильно... ну пожа-а-а-алуйста!
<Коробка>
Мне всегда казалось, что меня н-е-т. А все, что происходит, - лишь кажущееся, только иллюзия жизни... ощущение, как будто ты спишь, и видишь длинный, совершенно абсурдный и алогичный сон. Я научился находить и консервировать улики собственного существования. Сколько себя помню, у меня всегда была коробка. В ней лежала бирка из дешевого брезента с веревочками, на которой стояла дата, время, и мои имя с фамилией. Учитывая, что я, несомненно, спал свою жизнь, <имя с фамилией> вызывали массу сомнений. В том, что они - мои. В ней лежали: Бусинка, и много всяческого детского хлама... со временем, в коробке поселились записки от одноклассников /не любовные, просто послания м-н-е, спящему/, детские фото с испуганными глазами - застывшие гипсовые слепки чужого лица... я глядел на фото долго и пристально, потом шел к зеркалу, пытаясь сопоставить и осознать, что это - я. Настоящий. Это было тщетно и глупо. Повзрослев, я узнаю, что у меня нет и никогда не было лица, что у меня нет и не может быть имени. Потому что я не сумею <надевать их на себя>. Моя Коробка - лаборатория с искусственно созданными условиями для зазевавшихся моментов. Я, такой неловкий, угловатый, регулярно опрокидываю на себя содержимое чашки, не играю в спортивные игры, ибо не умею даже отвернуть свое лицо от летящего в него мяча. Вижу его, но, как в полусне, движения замедленны, и я принимаю удар. Но я превращался в опытного хищника при виде... радостей, похожих на запятые, я ловил их за длинные хвосты и поселял в Коробку. А потом, оставаясь один в комнате, долго перебирал содержимое Коробки, трогал руками, прижимал к лицу, вновь и вновь напоминая себе, что это все я. Живой.
Однажды, там поселились стихи, и какие-то странные зарисовки, похожие на записки сумасшедшего. Но это тоже были пойманные моменты, запечатленные радости. Моя Коробка была чем-то большим внутри, нежели предполагал вид снаружи. Ибо она вмещала всего меня. Нет, я не получал удовольствия от самолюбования, НЕТ! Я испытывал нечто, похожее на... расцарапывание полузаживших ранок. Так я ощущал, что мне не чудится, что я на самом деле жив. И вот эта Коробка была самым интимным, что могло быть у такого, как я. А когда я узнал, что чужие руки вскрыли ее, рассмотрели все, что я спрятал для самого себя... я вытащил ее на улицу, и по одному предмету сжег все. Я не плакал, я выл от боли самого изощренного из самоубийств!..
Но постепенно у меня появлялись новые коробочки... маленькие, убого_не_емкие. А вместе с ними - четкое осознание, что это мое самое слабое место. И я не хочу его иметь! Не хочу. И я снова сжигал их. Больше нет коробок. Почти нет фото. Нет улик и нет меня. И только то, что рождает мой мозг /порой без моего участия/, хранимое в интернете, - пока живет своей жизнью. Я не знаю, когда убью и это. Больше нет места коробкам, почти нет живого во мне, так сложились сраные обстоятельства. И это самое сокровенное, что я мог рассказать о себе. И о Нем, человеке, похожем на меня. О том, чья жизнь идет параллельно моей, но оборвется раньше. Ибо - он тоже Коробка...